В жерновах

В июле прошлого года в некоторых брянских изданиях прошло сообщение о том, что в областном центре изнасиловали 13-летнего подростка. Были обещаны подробности. Прошло почти 9 месяцев, а этих подробностей не последовало. К тому, что наша пресса, скорая на выпечку всякого рода информационных "блинов", быстро теряет исследовательский интерес, многие уже привыкли. И выходит, что необходимо лишь особое сочетание обстоятельств, чтобы истории, подобные упомянутой, не исчезали из публичного пространства.

Постановление в режиме «экспресс»

Здесь как раз такие обстоятельства возникли. Их живым генератором стал 60-летний настоятель одного из брянских храмов Иван Сергеевич (имя и отчество, по понятным причинам, изменены). У него неплохая родословная, особенно он гордится дедом — инвалидом Великой Отечественной, прошедшим её от и до, награждённым тремя орденами и тремя медалями "За отвагу". Теперь Иван Сергеевич — и сам дед, на чьи плечи легла основная тяжесть по воспитанию живущих с ним в одном доме внучки и внука. С внуком и стряслась беда, которая быстро перековала его из гражданина, пребывающего в смирении, любви и заботах по достройке и обустройству храмового хозяйства, в бойца.

Прежде он никогда не сталкивался с правоохранительными органами. На их хлопоты взирал из президиума, куда его звали как члена общественного совета при областном милицейском, а потом полицейском ведомстве. Членствовал там при трёх генералах — Фесунове, Климове и Кузьмине. Раньше его слух резало, когда отзывались о правоохранительных структурах как о механизме, бездушно перемалывающем человеческие судьбы. Но после 15 июля прошлого года пришлось, что называется, на своей шкуре убедиться, что такие утверждения вовсе не беспочвенные.

В этот день ему позвонили и сообщили, что в дом к его больному дяде, где находился внук, 15-летний Паша (имя изменено) нагрянули полицейские. Один из них отобрал Пашин телефон и долго ковырялся в нём. Поначалу им ничего не сказали, а на следующий день он с внуком оказался в одном из кабинетов Советского райотдела полиции. Там, рассказывает, собралось человек пять в мундирах. Орали, чуть ли не топотали, обвиняя Пашу в изнасиловании 13-летнего Бори (имя изменено). Один из них, которого звали Сергей, зло обронил Паше: «А ты, с розовыми щёчками, пойдёшь к нам в камеру» — «Братья, — вразумлял я, — да что вы говорите?! Он же никогда не лгал». Но в ответ услышал: «Да какой вы священник, мы до Патриарха дойдём»...

Уже в этот день следователь по особо важным делам Советского межрайонного следственного отдела Брянска майор юстиции К. Смолко вынес постановление «о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству». Как правило, появлению в свет такого весьма обязывающего документа предшествует тщательная проверка. Здесь же он появился, так сказать, в режиме «экспресс». В преамбуле сказано: «...рассмотрев сообщение о преступлении»... Итак, основываясь лишь на этом сообщении, г-н Смолко установил, что «в один из дней с 1 по 30 июня 2020 года несовершеннолетние (далее фамилии изменены — прим. авт.) Чижов, Балабанов и Закурдаев (это и есть Паша — прим. авт.), действуя умышленно в составе группы лиц, в связи с возникшим умыслом, направленным на причинение малолетнему Берестову (это и есть Боря — прим. авт.) физических и психических страданий, находясь в помещении бани (в доме Паши — прим. авт.) на почве имеющихся неприязненных отношений… решили совершить с применением насилия иные действия сексуального характера в отношении заведомо для них не достигшего четырнадцатилетнего возраста Берестова». Далее следователь конкретизировал роли юных злоумышленников. Балабанов и Паша держали Бориса, а Чижов вводил в анальное отверстие гвоздь, «причиняя ему физическую боль и нравственные страдания».

Однако одной этой бумаги, сочинённой на основе одного только сообщения о преступлении, судье Советского райсуда П. Колесникову оказалось совсем мало, чтобы удовлетворить просьбу следователя заключить "преступников" в следственный изолятор. Его отказ был обжалован, и уже через несколько дней в областном суде судья А. Тулегенов при поддержке прокурора района Ю. Петровского и пришедшей в суд сотрудницы областной прокуратуры И. Кондрат поправил своего нижестоящего коллегу, и подростки оказались в СИЗО. «Никаких новых фактов, — говорит Иван Сергеевич, — следствием добыто не было, решающим аргументом оказалась ещё одна "бумага": мать Бори написала, что мы живём недалеко и угрожаем им. Но никто нас никуда не вызывал и ни о чём не спрашивал».

«Вам всем конец»

Расставание с внуком было для него сильнейшим ударом. Раньше слышал, что одно лишь пребывание в отечественных узилищах приравнивается к пытке, теперь на такую пытку обречён любимый Паша. Он постоянно возвращался к формулировке из постановления следователя — «с применением насилия»... Никак не мог примириться с тем, что Паша — насильник. Вот как характеризует его: «Мальчик всегда был со мной. У нас в семье никто за обеденный стол без молитвы не сядет. Он часто помогал мне в храме. Абсолютно адекватный, спокойный, благоразумный, честный и справедливый мальчик. У него не было конфликтов, он ни с кем не дрался. С Борей познакомился лет восемь назад, мы этого мальчика принимали в семье как несчастное дитя. Сразу, как только он пришёл к нам, было видно, что ребёнок, так сказать, не в себе. Он у нас часто принимал трапезу, одевался, обувался, ночевал, катался с Пашей на снегоходе, квадроцикле, был, словом, как родной в нашей семье».

Первое время после Пашиного ареста шокированный Иван Сергеевич не находил себе места. Со стороны подоспела подсказка: это-де у следаков такая нынче практика — стряпать дела, а потом для "решения вопроса" вымогать деньги. Однажды он даже отчаялся узнать, как это делается. Один из доброхотов привёз его в Москву, на встречу с могущественным человеком, которому как раз по силам "решить вопрос" с внуком. Встреча и короткая беседа с этим облачённым в синий мундир незнакомым господином состоялась прямо на ступеньках здания Совета Федерации. Ему было дано понять: 20 миллионов на бочку, и любимый внук — ваш. Но и денег у него таких не было, и это означало задавить в себе христианина. Пройдёт ещё какое-то время, и для "решения вопроса" адвокатом "потерпевшего" будет названа сумма в двадцать раз меньше той, "московской". Но Ивана Сергеевича было не свернуть с праведного правового пути: «Почему я должен что-то кому-то платить, если мой внук ни в чём не виновен?!».

На помощь он призвал Апостола Павла, говорившего, что «от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда». Теперь главные свои надежды он связывал с иногородними адвокатами. К ним пришёл через отказ от услуг брянского, по фамилии Никишин. В самом начале этот адвокат стал навязывать такую тактику защиты, из которой можно было сделать вывод, что преступление было-таки. Узнав, что от его услуг собираются отказаться, адвокат изъявил вдруг готовность работать даже бесплатно, что показалось ещё более подозрительным. Столичный защитник Дмитрий Конов долго беседовал с подзащитным, узнал от Паши историю его взаимоотношений с Борей, странности в поведении подростка. Со слов Паши он предстаёт несчастным, во многом отверженным существом, находившим временную отраду в его доме. Парня со временем всё больше угнетали Борина навязчивость, упрямство, обидчивость и удивляла его способность запросто подойти к незнакомым мальчишкам и предложить подружиться. «У Бори из-за его сложного характера не было друзей, поэтому я не обижался на него. Его всегда приглашали за стол, он был очень привязан ко мне, нашему дому, нашей семье, ему нравилось у нас. У самого же Бори родители выпивающие, им и его младшим братом не занимаются. Собутыльником его отца является мой отец, который бросил маму после моего рождения, нам он не помогает, со мной общается только при случайных встречах», — рассказывал адвокату подросток. Борис ревновал Пашу к появившимся у последнего приятелям. Было время, когда он добивался ответной симпатии у Пашиной сестры, а не добившись её, пытался даже свести счёты с жизнью. Со временем в его действиях стала всё чаще проявляться озлобленность, агрессивность. Рассказал Паша и об инциденте, в сущности, пустяковом, после которого покидавший круг подростков Боря вдруг сказал: «Вам всем — конец». Тогда эти слова никто не воспринял всерьёз. Вспомнились они потом, после того как пришла полиция...

Иван Сергеевич считает, что эта угроза от Бори не была спонтанной, она не могла возникнуть без непосредственного воздействия извне. Рассказывает о давних событиях, когда 17-летний Пашин отец был влюблён в 13-летнюю девчонку, которая потом стала матерью Бори. Та пылкая, возможно первая любовь, как часто бывает, закончилась разрывом, который обычно переживается молодыми людьми с разной степенью драматизма. Эта степень определяется чаще всего тем, как сложится у них дальнейшая жизнь. У мамы Бори она сложилась так, как об этом рассказал адвокату Паша. Мягко сказать, не очень удачно. И за это, полагает Иван Сергеевич, она теперь решила отомстить. Сегодня она — его непримиримый основной визави.

Спор экспертов

Ну а теперь — к главному. К тому, что происходило в доме Ивана Сергеевича за полмесяца-месяц до того, как последовало заявление матери Бориса о преступлении. Тут сразу возникает вопрос. Почему при том, что был совершён акт грубого коллективного надругательства над подростком, выдерживался этот срок — полмесяца-месяц? В таких ситуациях нормальная реакция родителей — совсем иная. Они со всех ног сразу же мчатся в полицию, чтобы наказать негодяев. К тому же, после акта насилия с применением, как потом выяснится, 20-сантиметрового гвоздя будешь ли терпеть полмесяца-месяц?

Заключение судмедэксперта Ю. Ходаковской, осмотревшей Бориса 15 июля, сильно озадачивает. Она нашла лишь небольшие «рубчики» на слизистой в области переходной части прямой кишки. И далее: «Других следов повреждений не установлено». Заключение хирурга областной детской больницы уже повергает в недоумение: «Со слов ребёнка и мамы, неделю назад (как видим, срок, прошедший с момента насильственного акта, сократился уже до недели — прим. авт.) подростки, проживающие поблизости, совершили противоправные действия насильственного характера путём введения против воли пострадавшего в прямую кишку отвёртки (теперь не гвоздя, а отвёртки — прим. авт.). Сразу ребёнок о случившемся не сообщил ввиду психоэмоционального стресса. Сегодня явился на консультацию в БДБ (Брянская детская больница — прим. авт.) по направлению полиции. Объективно: общее состояние удовлетворительное. Жалоб нет».

Последнее слово было за Ходаковской. Она в своём заключении вернулась к обнаруженным ею ранее «рубчикам» неясного происхождения и ссадинам в области правого предплечья. Пришла к выводу, что «данные повреждения, как вместе взятые, так и каждое в отдельности, не повлекли за собой (даже — прим. авт.) кратковременного расстройства здоровья или (даже — прим. авт.) незначительной стойкой утраты общей трудоспособности, в связи с чем расцениваются как повреждения, не причинившие вред здоровью». Позже это заключение было прорецензировано санкт-петербургским медицинским экспертом И. Белешниковым. Специалист с почти с 40-летним стажем, кандидат медицинских наук не только скрупулёзно перечислил нарушения своим брянским коллегой правил оформления документов при производстве экспертизы, но и указал на явные противоречия между данными объективного исследования врача детской облбольницы и осмотра самой Ходаковской: «отсутствуют обоснования, которые позволяют достоверно установить давности образования рубцов (могли быть получены и раньше, и позже вменяемого эпизода)». Заключение многоопытного специалиста таково: «организационные нарушения (недостаточная компетенция эксперта), имеющиеся неустранённые противоречия по данным объективного обследования, отсутствие надлежащего доказательного обоснования выводов являются основаниями для признания экспертизы как недопустимого доказательства и ходатайства о назначении повторной комиссионной экспертизы».

Была ещё одна экспертиза — комплексная психолого-психиатрическая. Из шести вопросов, поставленных перед четырьмя экспертами, выделялись два: обнаруживаются ли у Бориса признаки повышенной склонности к фантазированию и признаки повышенной внушаемости? Тут узнаём, что мальчик появился на свет вследствие экстремальных родов. Через несколько лет у него обнаружилось расстройство психологического развития. Лечился в областной психбольнице, ему была установлена инвалидность, наблюдался у психиатра. «В 2014 году в связи с отказом матери подэкспертного от очередного освидетельствования группа инвалидности была снята». В школе «показал себя учеником средних способностей, испытывает трудности с учёбой... Особый интерес проявляет к технике, любит конструировать различные механизмы».

Но что же "сконструировал" Боря в беседе с экспертами? Рассказал им, что в гараже (теперь уже не в бане, а в гараже — прим. авт.) ребята издевались над ним, ему удалось вырваться. Там на кровати ему насильно стали засовывать в анальное отверстие вначале рычаг управления коробки передач автомобиля ВАЗ 2101, а потом – конец швабры. Через несколько дней, продолжал Боря, он опять пришёл в гараж, где Паша стал к нему приставать. «Вначале бил руками, потом повалил на диван, сняли с него одежду и засовывали ему в анальное отверстие механические предметы». Потом ещё трижды приходил в гараж («не с кем было общаться, и угрожали, что выложат всё в интернет»), «ребята продолжали над ним издеваться (били, засовывали в анальное отверстие отвёртку)».

Определив, что у Бориса «на момент совершения в отношении него противоправных деяний и в настоящее время определяются признаки умственной отсталости лёгкой степени», врачи заключили, что «признаков повышенной склонности к фантазированию» у него нет. Как нет и признаков повышенной внушаемости. Но даже неспециалисту покажется очень спорным утверждение врачей, что подросток «правильно и последовательно сообщает сведения по обстоятельству дела». Перед ними ведь были уже материалы уголовного дела, и сведения в нём не во всём соответствовали тому, что "наконструировал" обследуемый в беседе с ними. Впрочем, это обстоятельство озаботит позже судебно-психиатрического эксперта, руководителя экспертного отделения Национального медицинского исследовательского центра имени Сербского, доктора медицинских наук И. Винникову. По просьбе адвоката Л. Сытник она проведёт своё исследование, и сразу же обратит внимание на то, что время проведения брянской экспертизы обозначено периодом с 8 сентября по 1 октября 2020 года, при том, что дата на титульном листе заключения (8 сентября), которой, как правило, хронологически оканчивается исследовательская часть экспертизы, совпадает с датой начала работы. «То есть, — недоумевает столичный специалист, — непонятно, изучались ли экспертами материалы уголовного дела и медицинская документация собственно перед проведением очного освидетельствования подэкспертного». «На это, — продолжает рецензент, — также указывает и тот факт, что членами комиссии заявлялось ходатайство о предоставлении медицинской карты из детского отделения БОПБ (Брянской областной психбольницы — прим. авт.) № 1… которая, как следует из текста заключения, была представлена только 11 сентября». И тут же г-жа Винникова остерегает: «Проведение комиссионного исследования без предварительного изучения материалов уголовного дела и медицинской документации является недопустимым».

После этого не может не возникнуть вопрос: решились бы брянские врачи, сопоставив материалы уголовного дела и то, что им рассказал подэкспертный, заключить, что у него нет признаков повышенной склонности к фантазированию, как нет и признаков повышенной внушаемости? Кому это в рецензии покажется придиркой, можно привести другие, куда более серьёзные моменты, от которых уже не отмахнёшься. К примеру, такой. Рецензент указывает, что «абсолютно игнорируются данные судебно-медицинской экспертизы». Той самой, проведённой г-жой Ходаковской, где сказано, что "насилие" не повлекло у "жертвы" даже «кратковременного расстройства здоровья». Или опять же, г-жой Винниковой указывается, что описание подэкспертным юридически значимой ситуации «обнаруживает явные противоречия с его показаниями в материалах дела и сведениями, отражёнными при проведении судебно-медицинской экспертизы. В частности, о месте, где происходили противоправные действия (гараж — второй этаж бани), изменяется и увеличивается количество предметов, с помощью которых осуществлялось правонарушение, отличается сообщаемое количество эпизодов и т.п.». Отсюда и вывод: «Утверждение психолога-эксперта (Е. Павленко, подписавшей брянское заключение — прим. авт.) об отсутствии у подэкспертного признаков повышенной внушаемости и склонности к фантазированию голословно, необоснованно, не подкрепляется требуемым анализом материалов уголовного дела, поскольку опираясь только на школьную характеристику и немногословные показания свидетелей (не уточняется, кем приходятся подэкспертному опрошенные люди), а также без предоставления результатов экспериментально-психологического исследования и сопоставительного анализа показаний подэкспертного по данному уголовному делу невозможно судить об этих вопросах». В итоге в силу обоснованных сомнений г-жа Винникова посчитала целесообразным проведение стационарной комплексной психолого-психиатрической экспертизы.

Их ничего не смущает

Если брянская судмедэксперт Ходаковская, по сути, согласилась с претензиями своего питерского коллеги Белешникова, то четвёрка местных врачей, проводивших амбулаторную психолого-психиатрическую экспертизу, вступила в спор с доктором меднаук Винниковой. Их не смутило, что она представляет высшую психиатрическую инстанцию России. Не смущает, похоже, это и следователя Смолко, который, судя по всему, склонен опираться на позицию брянской экспертизы. Впрочем, его многое не смущает. Адвокат Конов: «Расследование дела завершено. Не мытьём так катаньем в драконовских условиях следственного изолятора следствию удалось получить у двух подростков необходимые для обвинения показания. Держится лишь Павел. Всё ведётся к тому, что он организатор и вдохновитель "насилия". Для этого следователь не пожелал проводить следственный эксперимент, для этого он, когда защита Павла изобличала во время очных ставок противную сторону во лжи, прерывал их под надуманными предлогами. Я уже не буду распространяться относительно пикантного поведения прямо на очной ставке мамы Бориса и его адвоката. Парень то и дело просил дать прочитать собственные показания, постоянно путался. Адвокат писал ему ответы или просил перерыва, после чего уводил подзащитного для подготовки ответов. Я просто не представляю, в надежде на что следствие будет выходить в суд. На то, что и он потащит корову на баню? Глядя, как расследовалось это дело, как вели себя его участники, можно поверить, что и впрямь в Брянске орудует крепко сбитая корпорация, которая наживается на подобного сорта делах».

А Ивана Сергеевича в этом давно уже не надо убеждать. Девятый месяц его внук томится в СИЗО. «Постороннему, — говорит он, — трудно даже представить, с каким валуном на душе я иду к мальчику в те стены и как мне удаётся этот валун прятать от него. Не очень помогает даже евангельское наставление: "В скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны". Внук похудел, зубы пожелтели, видимо, от недостатка света стал щуриться. И никак не может понять, почему он там находится».

И сам дед не знает, что ему ответить…

Константин ПРОХОРОВ