2022 год: вспомнить всё…

— Евгений Васильевич, время, в которое мы беседуем с вами, подсказывает тему нашей очередной литературной беседы — итоги 2022 года. Какими они были для литературной Брянщины, для вас лично?

— Обычно в конце каждого года по федеральным каналам показывают портреты известных людей, которых страна лишилась в уходящем году. Об этом вспомнилось мне, потому что буквально на днях завершил работу над книгой, в которой вспоминаю многих, с кем меня свела судьба. И многие из них уже покинули сей благословенный мир.

В советские годы на протяжении нескольких десятилетий мы неизменно отмечали 19 декабря как день рождения Леонида Ильича Брежнева. Но в этот день родился и Николай Матвеевич Грибачёв, к сожалению, уже полузабытый на Брянщине писатель, поэт, общественный деятель. В этом году исполнилось 30 лет, как он ушёл из жизни. А много ли прошло мероприятий, посвящённых памяти этой незаурядной личности? Много ли переиздано его трудов? А ведь у Грибачёва можно найти что-то по-настоящему значимое. Из того же его шеститомника. Такой же травой забвения поросли и многие другие литературные имена. В этом году исполнилось также 30 лет, как ушёл из жизни в день своего 63-летия наш талантливый детский прозаик Александр Павлович Шкроб. Он тоже забыт, хотя на его книгах росли многие брянские ребята. Ещё одна дата уходящего года — 125-летие со дня рождения Фёдора Георгиевича Каманина, прозаика, с которым я имел счастье быть знакомым, о книгах которого писал. Это повесть «Мой товарищ» и роман «Хрусталь». У Каманина была яркая биография — ему помогали входить в советскую литературу и Дмитрий Фурманов, и Михаил Пришвин, и Алексей Кожевников, и Александр Твардовский. В своей книге Каманину посвящаю очерк «Добрый человек из деревни Ивановичи». Это его родина в Дятьковском районе, где ныне известный бизнесмен Авдеев сотворил свою резиденцию, куда привозит расслабиться титулованных гостей и нужных людей. Дочь Каманина Галина Фёдоровна была сначала супругой замечательного советского поэта Павла Шубина, а после его кончины вышла замуж за классика советской журналистики Анатолия Аграновского. Каманин был представлен в Брянском литературном музее. К несчастью, ещё раз об этом с горечью говорю, уничтоженном.

На исходе года хотел бы обратиться к судьбе Александра Малахова — поэта, журналиста, которому в этом году исполнилось бы 80 лет. За свою 58-летнюю жизнь он издал всего две книжки стихов — «Чистота» и «Сентябрины». Несколько лет назад усилиями друзей, в первую очередь Алексея Филипповича Корнеева, была издана итоговая, посмертная его книжка. Саша долго работал ответственным секретарём в выгоничской районной газете "Свет Октября". И тут отмечу его порядочность и решительность. Помню, как в "Брянском комсомольце" его редактор А. Новицкий забраковал, считаю, по очень неубедительным причинам мою публикацию о поэте Беранже, а через несколько лет уже другой редактор В. Кравченко побоялся опубликовать к 100-летию Велимира Хлебникова мою небольшую статью «Колумб поэтических материков». Консультировался он с тогдашним завсектором печати обкома КПСС Ю. Лодкиным и не дал-таки добро. Так вот, обе публикации появились в "Свете Октября" благодаря Малахову. Сейчас, когда печатается и не такое, всё это представляется забавным, а тогда перестраховывались без меры, хотя на дворе был уже 1985 год, началась так называемая эпоха перестройки. Но наши перестройщики ещё трясли своими причиндалами, боялись. Другой наш земляк, большой жизнелюб Анатолий Дрожжин, которому надоело маяться бытовыми проблемами и непониманием среды, уехал в Тирасполь. Ему бы исполнилось нынче 85. Он разбился в дороге с женой, возвращаясь после полутора десятков лет жизни в Приднестровье, похоронен в Фокинке на Ковшовском кладбище. Я бы вспомнил ещё одну драматическую судьбу — трубчанина Вячеслава Позднякова. В 32 года его не стало, а проживи он больше (нынче ему исполнилось бы 75), вполне возможно, его ожидали бы и куда более весомые литературные успехи, чем, скажем, опубликованная пара его рассказов в "Литературной России", что по тем временам уже было серьёзной заявкой. В этом году исполнилось 70 лет поэтессe Нине Афониной. Она поздно начала печататься, была светлым человеком. И ещё одна круглая дата — 105 лет Илье Андреевичу Швецу, своего рода брянскому Кола Брюньону. Его ещё порой вспоминают. Я познакомился с ним, будучи студентом Новозыбковского пединститута, писал о его трудах. О ком только не писал в семидесятые—восьмидесятые! Чаще всего это были книги, уже за одно прочтение которых, как однажды пошутил, их авторы должны были мне молоко выписывать.

— А вот и, что называется, в тему. Некоторое время назад на сайте нашей газеты появились одинаковые комментарии к двум нашим с вами беседам. Их автор по фамилии Владыкин пишет, что вы по большому счёту не знаете современную брянскую романистику, «хотя бы серию романов Константина Сычёва о династии брянского князя Романа Брянского». Якобы, где-то вы говорили, что хоть и не читали их, но знаете, что они плохие. Обвиняет вас в недостатке профессионализма. Приводит имена литераторов, которые не входят в писательское сообщество — Николая Юрченко с его семью книжками прозы, Виктора Лескова, Валерию Захарову…

— Володя Владыкин появился на Брянщине где-то в начале 90-х годов. К этому времени я опубликовал огромное количество текстов, рецензий на книги брянских авторов. Книг издавалось тогда немного, и не было таких, на которые я бы не откликнулся. Критиком себя не называл, так называли меня некоторые коллеги, члены Брянской писательской организации. Неслучайно в 90-е годы они предложили мне возглавить секцию критики. Упрёки Владимира Аполлоновича в том, что я не знаю брянскую "романистику", безосновательны. Читал я, конечно, и Сычёва с Юрченко. Что тут сказать? Наши с Владыкиным вкусы не совпадают. Считаю, что это не только никакие не романы — это и к художественной прозе имеет очень и очень отдалённое отношение. Решил недавно полистать творение Николая Юрченко «Партизаны Почепщины». Это, конечно, не только не художественная проза. Не могу назвать её и документальной. В общем, был человек, собирал сведения о земляках, сражавшихся на почепской земле. Служил офицером-связистом, обслуживал линию правительственной связи, вышел в отставку майором. А потом решил попробовать себя в писательстве, и оказалось, что это дело посложнее будет, чем обслуживание линии связи, хоть и правительственной. Одному трубчевскому литератору Константин Паустовский говаривал когда-то, что научиться писать книги невозможно. То есть, для того, чтобы книга вызвала хоть какой-то резонанс, Николаю Тихоновичу Юрченко надо было посвятить литературному труду не годы после своей отставки, а заняться им изначально. Я могу понять владыкинский критический выпад в мой адрес — Юрченко помогал ему издавать альманах "Новый Литератор" и, наверное, поэтому Владимир считает его настоящим писателем, талантом. Что касается Виктора Николаевича Лескова, к которому я с давних пор отношусь по-дружески, то он, конечно же, более даровитый человек. Он учился в Литературном институте, его наставником был известный мастер военной прозы Григорий Бакланов. Но последние 30 лет Виктор Николаевич был связан с землёй. Хлеборобское начало не давало возможности серьёзно заниматься литературой, а та требует полной отдачи. Как и земля, как и военная профессия. Сейчас во владыкинском альманахе публикуются главы из книги Лескова. Когда она будет дописана, можно будет прочитать её целиком и составить объективное представление о том, что создано.

— 17 декабря состоялось собрание Брянской писательской организации. Почти все его участники, за исключением двух воздержавшихся, проголосовали за избрание нового руководителя организации. Им стала Ирина Пенюкова. Но прежде о том, что происходило в писательской организации за короткий срок руководства ею г-ном Решетнёвым. А потом уже о перспективах её с новым руководителем.

— Как раз начну со второго, потому что о коротком решетнёвском периоде и сказать-то нечего. Думаю, хороших перспектив у брянского писательского сообщества нет. И не только у него. Девальвация слова началась не вчера и даже не десяток лет назад. Ушли мастера, а пришли люди, которые плохо понимают назначение литературы, плохо её знают или вообще не знают. В Брянской писательской организации четыре десятка человек. Такого никогда не было. В лучшие времена количественный потолок был 15—17 творцов, а в 70-е, например, их было всего 12. Причём у всех было издано не по одной книжке. Помню, как в 1979 году в кабинете тогдашнего ответственного секретаря организации Владимира Соколова я оказался в компании со Швецом и Грибачёвым. Последний поинтересовался, как дела у Леонида Мирошина, которому тогда был 61 год. Соколов ответил: «Ну, знаете, Николай Матвеевич, Мирошин не созрел-вызрел. И потом, членство у нас — это льготы, писательские поездки, дома творчества…». Я тогда не выдержал и сказал: «Владимир Константинович, да ему нужно чисто моральное удовлетворение от этого статуса». Мирошин выпустил на тот момент уже, кажется, 6 книжек стихов. И только спустя какое-то время, после выхода последней из них — «Когда сынам своим пишу...» — его приняли, наконец, в Союз. А упомянутого Шкроба, у которого вышло несколько популярных детских книжек приличными тиражами, так этого и не удостоили...

Подобное было и в других регионах. В столице, например, в издательстве ДОСААФ работал наш земляк, полковник в отставке Николай Егорович Бораненков, 1918 года рождения. Его книги выходили в столичных издательствах, их было много, но Московская писательская организация его не принимала в свои ряды, считая, что он не дорос до этого. И тогда он обратился к землякам, и его "протащили" в Союз через Брянскую писательскую организацию, где он и состоял на учёте. Потом отблагодарил, выпустив несколько книг своих земляков, в частности, тиражом аж в 100 тысяч экземпляров одну из последних книг Соколова в 1981 году, маленькие партизанские рассказы. Выпустил также очень скучную, неинтересную книжку, написанную придворным журналистом Владимиром Васенковым «Лесной фронт». Это так называемые воспоминания тогдашнего второго секретаря обкома КПСС Ковалёва. Читать её было невозможно. Ну примерно также, как невозможно читать воспеваемого Владыкиным Юрченко. А вот Анатолия Жаренова приняли в Союз, когда у него было три книжки, одну из которых издали в столице. Могу назвать ещё одно имя — Каченовский Борис Платонович, с которым работал в "Брянских известиях". У него было пять книжек, но в Союз писателей его тоже не приняли. А сейчас наша писательская организация — это чуть ли не проходной двор, куда принимают кого ни попадя.

Что касается обновлённой брянской писательской верхушки, то ничего обнадёживающего сказать об этом не могу. Та же Пенюкова, насколько знаю, врач-уролог. Её отец, известный уролог, был выдвинут в брянскую политику Дениным, долго депутатствовал в областной Думе. А у его дочери то ли одна книжка вышла, то ли две. В мае в Новозыбкове у меня был с нею короткий разговор, который свёлся к тому, какой великий был поэт и человек Владимир Евгеньевич Сорочкин. Она, помню, была на вечере поэта и философа Владимира Микушевича, который я проводил в феврале 1997 года. Владимир Борисович мне после передал тетрадку её стихов с просьбой "посмотреть" на предмет опубликования в "Брянских известиях". Я посмотрел, но публиковать там было нечего. Потом Сорочкин лет семь-восемь назад помог ей сделать книжечку стихов. Были ещё какие-то публикации… В общем, считаю, нынешние четыре десятка членов областной писательской организации нонсенсом, но, повторяю, это свойственно не только нашему региону.

У нынешних пишущих зачастую нет взыскательного внутреннего редактора, воспитывать которого настоятельно советовал Грибачёв в письме ко мне в 1976 году. Тут вспоминается мне давний разговор с губернатором Лодкиным, который предлагал издать книгу моих статей с тем, чтобы я потом возглавил областную писательскую организацию. Я подумал тогда: а зачем мне всё это? И кого возглавлять? На себе испытал, что это за публика. Стоило чьи-то труды оценить неплохо (были и такие случаи), из меня делали брянского Белинского, но после критики, а это было гораздо чаще, из меня делали чуть ли не врага. Как было с тем же, к примеру, Олегом Ващенко.

— А как вам упрёк Владыкина, считающего, что настоящий критик открывает новые литературные имена? А вы, выходит, не настоящий?

— У меня свой взгляд на имена и на их открытие. Считаю: появление таковых — большая редкость, и тот, кому удалось открыть такое имя, может с полным правом удовлетвориться или даже гордиться этим. Я, например, рад, что в своё время заметил молодого человека, только начинавшего свой творческий путь. Имею в виду Игоря Непомнящего. Мне всегда было интересно с ним, как и с его отцом, которому посвящён очерк в моей готовящейся к изданию книге. Ну вот это было безусловно имя! У Владыкина перестала публиковаться моя бывшая сотрудница Наталья Гладченко, теперь по мужу Семёнова. Она, считаю, человек одарённый, талантливый. Я её представлял в своё время Евгению Евтушенко, но ему её стихи не показались интересными. Защитил её, спросив: неужели у Веры Полозковой, которой он тогда восхищался, лучше? В общем, это дело вкуса. Когда-то Евгений Александрович был увлечён стихами Марины Кудимовой, а потом несколько остыл к ним. Или вот он был увлечён творчеством талантливого поэта из самарской глубинки Михаила Анищенко (его уже нет в живых), хлопотал об издании его книги, потом тоже — разочарование, прежде всего из-за того, что Анищенко сильно пил. Словом, открыть литературное имя, и надолго — это, что называется, дорогого стоит.

— В предыдущие годы вы всегда отмечали какие-то значимые литературные события, а были ли такие в 2022-м?

— На мой взгляд, таких событий не было, и не только на Брянщине. Литературное пространство, с одной стороны, расползается, а с другой — скукоживается. Потому что нет или почти нет ярких, значимых ориентиров. Возьмём, например, премию "Большая книга". Её получил — да, талантливый, трудолюбивый толстовед, сотрудник правительственной "Российской газеты" Павел Басинский за книгу о романе «Анна Каренина». Но два года назад Госпремией России он уже награждался. Среди лауреатов — ректор Литинститута Алексей Варламов, он тоже уже отмечался неоднократно различными премиями. Идёт своеобразный "проворот" одних и тех же фигур. А где же новые имена? А они есть. Вышла книга, огромный труд «Поэтесса, или Судьба Евдокии Ростопчиной», автор Борис Романов. Его можно было бы отметить, но он не из тех людей, которые будут бегать, суетиться, рассылать свои книжки с какой-то челобитной. В этом году вышла его книга о Данииле Андрееве в серии "ЖЗЛ". У нас в области аналогичная ситуация, когда некоторые от безрыбья получают и Толстовские, и Тютчевские премии.

— Напоследок вернёмся ещё раз к вашей будущей книге.

— Не хочу себя нахваливать, но подобных изданий на Брянщине не было: 1000 страниц, 200 иллюстраций. В книге будут представлены многие имена. И забытые, как, например, Евгений Константинов, и уже полузабытые, как тот же Владимир Парыгин. Значимое место в ней — дневники, плюс очерки памяти. Выйдет книга, скорее всего, в начале наступающего года и, надеюсь, это будет не только для меня, но и для многих ценителей литературного слова на Брянщине заметным событием.

Беседовал Владимир ПАНИХИН