«Большое видится на расстояньи…»

— Евгений Васильевич в июле вам стукнуло 70. По-разному называют эту дату, но наших читателей, наверняка, интересует больше другое — с чего всё начиналось, имея в виду дорогу, которая привела вас в журналистику и литературу…

— Мне трудно поверить в эту дату. Вспоминается 70-летие Евгения Евтушенко в 2003 году, когда он на банкете после выступления в Политехническом музее сказал: «Мне не 70 — мне 07». Готов повторить эти слова. Поверить в 70 трудно, ведь хочется сделать ещё очень много. Сейчас у меня в работе седьмая книга «Могу ли забыть…». Жанр — лирическая мемуаристика. Уже началась вёрстка книги. Зачитаю кое-что из аннотации к ней, а потом вернёмся к истокам: «Как и в предыдущих книгах автора, большое место в ней занимают дневники и переписка, сохраняющая неповторимые штрихи и колорит ушедших десятилетий. В очерках, дневниковых записях и заметках Евгений Потупов делится воспоминаниями о людях, которых знал, с кем общался, дружил. Читателя ожидает калейдоскоп литературных имён, от Сергея Маркова, Николая Глазкова, Евгения Долматовского, Николая Грибачёва до Юрия Казакова, Петра Проскурина, Вадима Кожинова, Станислава Лесневского. Известные имена соседствуют с современниками автора… Судьба подарила мемуаристу короткие и от того особенно незабываемые встречи с народными артистами СССР Михаилом Ульяновым и Владимиром Андреевым, кинорежиссёром Петром Тодоровским, народными артистами России Валерием Золотухиным и Анатолием Кузнецовым, актрисой Инной Гулая…».

Ну а начиналось всё с моей первой заметки в 1967 году в одной из лучших тогда районных газет области, новозыбковском "Маяке". А с 1969 года, когда стал студентом иняза Новозыбковского пединститута, регулярно печатался в нём. Позднее в "Брянском комсомольце", "Брянском рабочем" и далее по восходящей. В 1975 году недолго работал редактором Брянского телерадиокомитета. Потом служба в армии, когда не прекращал печататься в брянских областных газетах и, конечно же, в "Маяке". Помню свою заметку о поэте Анатолии Землянском, уроженце села Туросна. Оттуда, кстати, был и более молодой журналист, поэт Михаил Атаманенко. В 1976 году опубликовал статью в "Брянском комсомольце" о любимом мной поэте Семёне Кирсанове, посвящалась она его… семидесятилетию. В мае 1977 года, после демобилизации, пришёл в тот же "Брянский комсомолец" и стал профессиональным журналистом. Тираж газеты тогда был около 50 тысяч экземпляров, и это ещё не предел. "Брянский рабочий" издавался почти 100-тысячным тиражом, а потом и побольше. И кто мог даже предположить, что пройдёт не так уж много лет, и "Брянский комсомолец" постепенно исчезнет. То, что сейчас выпускает г-н Пронин, не может ни считаться, ни даже называться наследницей "БК". А тираж нынешнего "Брянского рабочего", который недавно просматривал, говорит сам за себя — шесть тысяч экземпляров. Добавлю: да и как делаются эти шесть тысяч — хорошо известно. Киоскёр, у которой покупаю прессу, сказала мне, что с превеликим трудом продаёт лишь 15 экземпляров. Конечно, ни о какой литературной составляющей там речи нет.

Пять лет работы в "Брянском комсомольце" значили для меня очень много. Активно сотрудничал и с "Брянским рабочим", где трудился замечательный журналист и очень интересный человек, к сожалению, забытый Константин Иванович Миньков. Он вёл страницу "Литература и искусство", на ней печатался и я. Нас связывали добрые отношения. Он подарил мне свою книжку, где назвал меня "строгим критиком".

Как раз сегодня, в день нашей беседы, по брянскому телевидению прошёл сюжет, посвящённый 105-летию брянского поэта Ильи Швеца. Я с ним познакомился ещё в 1973 году, во время его встречи со студентами в нашем общежитии по улице Кубановской. Ну а потом уже в Брянске мы сблизились, почти дружили. Несмотря на мою ершистую оценку вышедшего в 1977 году его итогового поэтического сборника, критику он воспринимал, как говорится, правильно, не бежал жаловаться в обком КПСС, в редакцию, как делали некоторые другие его коллеги. Бывал я у него и дома. В упомянутом телесюжете прозвучало, что Швец написал и прозаическую вещь под названием «Беглецы». С ней связана такая история. Илья Андреевич — человек до мозга костей советский. Находясь на лечении в обкомовской больнице, дал почитать рукопись местному кгбшному чину по фамилии Оньков. Тому показалась она чуть ли не антисоветской. По его сигналу началось разбирательство, автора чуть ли не исключили из партии. Он после этого "Беглецов" никому не показывал. Несколько лет назад вдова Швеца издала его двухтомник, куда включила и это произведение. Ну а сегодня услышал от телевизионщиков, что эту вещь раскритиковали его коллеги-писатели. Полная ерунда: никто об этом произведении толком ничего не знал.

— Известны и ваши длительные, тоже почти дружеские отношения и с Валентином Динабургским, 100-летие которого отмечалось недавно достаточно широко.

— В общении с ним тоже было всякое. В 1979 году написал критическую рецензию на его сборник «Аккорд». Очень даже критическую. Понятно, что Валентин Давыдович обиделся — книги ведь тогда выпускались редко. Это потом они у него выходили с помощью спонсоров часто (за последние 15 лет его жизни их было выпущено столько, сколько не выпускалось за все предыдущие годы). Он был интересным, ярким человеком, но никак не человеком-легендой, как его называют в привычном юбилейном запале. Тем не менее, хотелось бы, чтобы такие юбилеи становились поводом для проведения больших литературных событий. Ну вот смотрю упомянутый телесюжет об Илье Швеце: два десятка слушавших выступления Людмилы Ашеко и музыканта-певца Михаила Аксёнова. Всё это выглядело жалко, мероприятием для галочки. Не знаю даже, проводятся ли нынче хоть какие-то мероприятия в память о Швеце на его малой родине, в новозыбковском селе Белый Колодец. Тут подход должен, на мой взгляд, быть такой: коль завели традицию — надо её продолжать. Но увы… Посмотрите на печальную судьбу литературных чтений, посвящённых Даниилу Андрееву, труды которого издаются не только в России, но и за рубежом. Чтения почили, и никто даже не думает их возрождать, при том, что не нужно для этого ни больших усилий, ни великих средств.

— Вернёмся всё-таки к вашему 70-летию. Что вы считаете своими главными или наиболее заметными достижениями?

— Каждая из семи моих книг значима по-особому. Первая посвящена моему родному краю — Стародубскому району. Это мой поклон родителям, людям, которых знал. За неё мне пришлось, употреблю, может быть, громкое слово, сражаться. Я о том, что от некоторых "героев" пришлось отказаться, что было довольно непросто. Теперь уже покойный председатель Стародубского землячества, бывший прокурор Михаил Демьянович Пуздров усиленно настаивал, чтобы я включил в книгу рассказы о некоторых функционерах. В частности, о Гапеенко, который возглавлял брянский филиал партии "Единая Россия", а потом угодил в колонию за взятку, о бывшем замгубернатора Коробко. Я принципиально отказался писать об этих персонажах, и не только о них. А за тех, про которых написал, мне не стыдно.

Книга о Евтушенко «Небронзовеющий классик» обращена к имени поэта, которого я открыл для себя в начале 70-х годов, а познакомился с ним в июне 1975 года. И на протяжении десятилетий был одним из близких ему людей. Во всяком случае, его восемьдесят книжных автографов говорят сами за себя. Они, к слову, могут подвигнуть на отдельный разговор. Приведу только один автограф 2005 года: «Из моих бесчисленных опытов / По изменам моих друзей / До сих пор остаётся Потупов — / Верный друг моей жизни всей».

Много для меня значит книга «Брянские дали Даниила Андреева». В этом году вышла книга Бориса Романова «Даниил Андреев» в серии "Жизнь замечательных людей", в библиографию он включил и мою книгу. Откликнулась большой рецензией на "Брянские дали…" и "Независимая газета". Были потом ещё две книги о Евтушенко, это как бы продолжение наших долгих разговоров с поэтом, величие которого со временем будет только, глубоко убеждён, возрастать. Ну и, конечно, книга о судьбе разведчика Овидия Горчакова, она вся сделана по документам из архива писателя. И тут благодарен его вдове Алле Васильевне, дочери Наталье, они доверили мне не только уникальные документы, но и его партизанскую библиотеку, книги которой позже пополнили фонды Сещинского музея интернационального подполья, других музеев. «Жизнь и судьба Овидия Горчакова» вошла в число двухсот лучших книг России 2021 года. Она, как и мои последние работы о Евтушенко, получила очень хорошую прессу. Хочется в ближайшем будущем написать ещё одну книгу о Евтушенко, благо пищу для неё могут составить неиспользованные записи наших диалогов. На Брянщине Евгений Александрович был десять раз, все его выступления у меня записаны, плюс огромное количество не публиковавшихся фото.

Давно вынашиваю замысел написать книгу с условным названием «Записки редактора». Это будет своеобразное продолжение готовящейся к выходу в свет книги "Могу ли забыть…". В ней вспоминаю многих брянских журналистов, писателей. Там будет опубликована большая моя переписка с семьёй Проскуриных, с нашим земляком, бывшим партизанским разведчиком, журналистом, писателем Юрием Когиновым. Много тут уже позабытых имён, таких, например, как умерший в неполные 60 лет Викентий Костин, бывший сотрудник "Брянского рабочего", редактор газеты "Брянский строитель". Книга поможет вспомнить имена и тех, кто оставил заметный след в брянской журналистике, литературе в 70-е, 80-е, 90-е и нулевые годы. Здорово помогли мне мои дневниковые записи. Там присутствуют и какие-то политические моменты — куда же без этого. Буду, наверное, не оригинален, если скажу: каждая книга дорога мне, как ребёнок, каждая потребовала нескольких лет постоянной нелёгкой работы.

— Ну а как вы оцениваете нынешние литературные события на Брянщине? Прочитал, что вышла очередная книга уроженца Жуковки Василия Головачёва. Ещё одно имя — Анастасия Вороничева, её стихи опубликованы в недавно вышедшем новом выпуске альманаха "Литературный Брянск". К тому же, она стала лауреатом премии "Мыслящий тростник". Что до нынешнего состояния областной писательской организации, то она, если так можно выразиться, "ударилась в детство". Во-первых, сам новоиспечённый председатель писательской организации Виктор Решетнёв отметился трудами для детей. А потом вышла первая книга из серии "Брянские писатели — детям" — сборник работ 30 авторов "Лучик света", который начинается сказами Лодкина и Семенищенковой. Презентация сборника прошла ещё в апреле. В газете "Земля Трубчевская" прочитал заметку о том, что Брянское отделение Союза писателей в связи с развитием в стране здорового образа жизни издаст сборник произведений брянских писателей на эту тему для детей 7—14 лет с включением в него трудов трубчевских литераторов из местного литобъединения "Горизонт". Как вы на это смотрите, ведь хорошо известно о том, что писать для детей труднее, чем для взрослых?

— Всё это, на мой взгляд, компанейщина, очередная мертворождённая инициатива. Ну конечно, прав был классик, говоривший, что писать для детей нужно также, как и для взрослых, но только ещё лучше. Из брянских писателей этому критерию, в первую очередь, соответствует Александр Павлович Шкроб. Из авторов, включённых в сборник, писала для детей Людмила Ашеко. У меня есть подаренная калужским поэтом Сергеем Питиримовым изданная Приокским издательством в конце 70-х годов книжка «Солнце вышло на работу», в ней и стихи брянской поэтессы. Для подростков писал когда-то бывший председатель писательской организации Владимир Константинович Соколов. Посмертно вышла книжка у Владимира Петровича Парыгина. Ну вот я сказал о Людмиле Ашеко. В моём архиве старых публикаций нашёл рецензию журналиста, члена Брянской писательской организации Александра Нестика «На скрещении дорог». Он пишет, что «искусством во всех жанрах — поэзии, прозе, драматургии и едва ли не самого сложного — сочинения для детей — Людмила Ашеко владеет безупречно». С утверждением о безупречности можно поспорить. И это касается не только Ашеко.

В сборник "Лучик света" не включили ни одного рассказа ушедшего от нас ещё в 1960 году брянского писателя Николая Патова, о котором мы уже говорили в одной из литературных бесед. Мне его книжка «Замечательный народ», прочитанная в раннем детстве, надолго запала в душу. Спустя много лет нашёл её на букинистическом развале и приобрёл как память о талантливом человеке и о том, что он создал. Я не возражаю против включения в сборник лодкинских сказов, но начинать сборник с этого?.. Или вот Семенищенкова… А может, в первую очередь надо было вспомнить Александра Шкроба, который был действительно лучшим брянским детским писателем? Последняя, шестая его книжка «Тополиные листья», изданная Приокским издательством, вышла в 1980 году, умер он в 1992-м. Знаю, что наш земляк Виктор Кирюшин, работавший в издательстве "Молодая гвардия", собирался то ли издать книжку Шкроба, то ли включить его вещи в какой-то альманах. Но потом издательство посыпалось, и сам он вместе с другим земляком, Николаем Старченко, вынужден был искать себе новую работу.

С недавнего времени одна из брянских детских библиотек носит имя Владимира Сорочкина, ещё одна — Николая Старченко. А Шкроб, к большому сожалению, забыт. Это несправедливо. Помню, ещё студентом прочитал его повесть о юном партизане-герое Ване Хандешине, расстрелянном после пыток. Меня тронула эта история. Знаю, что Шкроб по собственной инициативе не раз ездил в Негинский детский дом, выступал перед детьми. В 18-ю брянскую школу приходил, вёл там факультатив. Своих детей, насколько знаю, у него не было. Может быть, в обещанные ещё две книжки для детей включат и произведения Шкроба. Кстати, упомянутая "детская" книжка Парыгина, над которым частенько подтрунивали, получилась очень неплохой.

Что касается Анастасии Вороничевой… Недавно в рогнединской районке "Новый путь" прочитал публикацию журналиста Николая Логвинова, посвящённую творчеству этой брянской поэтессы, «с юношеских лет сердцем прильнувшей к старинному, в былинах воспетому рогнединскому краю». В ней же — небольшое интервью с Анастасией. Честно говоря, всё это можно воспринимать с грустной улыбкой. Вот она говорит, что многим обязана "талантливейшему поэту" Владимиру Сорочкину. Со времен Сталина, назвавшего Маяковского талантливейшим поэтом советской эпохи, не доводилось встречать такого определения. Неужели от талантливейшего убыло бы, если бы его просто назвали брянским поэтом? Или вот она признаётся, что если бы не талантливейший, то она «возможно, давным-давно бы малодушно забросила поэзию». Как можно после этого воспринимать её стихи, скажу откровенно, далёкие от совершенства? Да и всё, что она говорит, ведь тяга к поэтическому слогу не зависит ни от кого, даже от талантливейшего.

Что касается любителей здорового образа жизни из Трубчевского литобъединения "Горизонт", могу сказать: многих его членов я хорошо знал. Кто-то уже умер, как его руководители Степан Кузькин, Владимир Маслов, не стало Владимира Соловского, Александра Буряченко. Это люди были наиболее даровитые, особенно отличался Степан Кузькин, чьё стихотворение «Межа» разбирал Евтушенко во время своего приезда на Брянщину в 1999 году. Я помог Степану в своё время получить Толстовскую премию "Серебряная лира". Буряченко тоже выделялся среди стихотворцев. Всё это было лучшее в "Горизонте". Сейчас там никто не выбивается из уровня самодеятельности. Ну вот как вам такие строчки? «Гигиена нам полезна»; «Наш русский дух силён здоровьем, Так повелось из древности седой»; «Блаженна та, что мамой стать мечтает»… К поэзии подобное не имеет никакого отношения.

Пару лет назад Сорочкин проводил встречу со стародубскими весьма слабенькими стихотворцами, а мероприятие называлось "Первым съездом стародубских писателей". От одного названия становится не по себе. Я помню, что когда-то подобные сборы в областной писательской организации назывались скромно — семинарами молодых и начинающих авторов. Их рукописи рассматривались заблаговременно, рецензировались и после обсуждения лучшие рекомендовались для издания. И это ещё не означало, что они непременно выйдут отдельным изданием. Не хотелось бы бросать камешек в огород теперь уже покойного Володи Сорочкина, которого я напечатал впервые в "Брянском комсомольце" ещё когда он учился в десятом классе, но неужели заслуги Владимира Петровича Парыгина, этого Ивана Калиты брянской литературы, меньше, чем того же Сорочкина, и почему бы не назвать какую-нибудь библиотеку его именем? А наш прославленный земляк Евгений Винокуров — человек, который столько сделал для отечественной поэзии! Этим именем могли бы называться улицы, переулки, библиотеки… Помню, в 2007 году, когда Евтушенко работал над эссе о Винокурове, услышал от него вопрос: «А почему в Брянске до сих пор нет улицы Евгения Винокурова? Может, стоило бы Брянскому университету выступить с такой инициативой?». Конечно, стоило бы, и не только Брянскому университету. Та же Марина Дбар, нынешняя глава города Брянска, которая так любит появляться на экране, слышала, наверное, песню в исполнении Марка Бернеса на слова Винокурова: «В полях за Вислой сонной / Лежат в земле сырой / Серёжка с Малой Бронной / И Витька с Моховой». Наверняка, слышала, и могла бы вдохновиться на такую инициативу.

— На память пришла есенинская строка "Большое видится на расстояньи". Давайте попробуем, Евгений Васильевич, с вами этот критерий применить вот как. Сейчас модны различные версии лучших книг, мелькают самые разные названия — от "Войны и мира" до "Гарри Поттера". А ваша версия, с высоты ваших семидесяти? Можете ли назвать всего три, как считаете, лучшие книги из мировой литературы, русской, советской и брянской?

— Для меня однозначно это «Капитанская дочка», начало великой русской прозы. Кстати, легендарный редактор "Нового мира" Твардовский говорил, что не раз пересчитывал "Капитанскую дочку". О слабом авторе, который тем не менее претендовал на публикацию в журнале, он обычно говорил: «Да он, наверное, и "Капитанскую дочку"-то не читал». Я вот спустя много лет взялся перечитать «Войну и мир». Назову также книгу, за которую Бунин получил Нобелевскую премию — «Жизнь Арсеньева».

В мировой литературе выделяю три произведения. Роман Кнута Гамсуна «Голод». Одну из своих статей Юрий Нагибин начал так: «Кнут Гамсун — гений». И с ним нельзя не согласиться. Затем двухтомный роман Мартена дю Гара «Семья Тибо», он тоже получил за это произведение Нобелевскую премию. И третье произведение — небольшой рассказ Анри Барбюса «Нежность». Всего несколько страничек, но каких! Всем советую прочитать.

В литературе советского периода на первое место ставлю, безусловно, шолоховский «Тихий Дон». Затем тетралогия Фёдора Абрамова «Пряслины». Третье место я бы разделил между «Привычным делом», первой частью романа «Кануны» Василия Белова и однотомником прозы Владимира Богомолова. Некоторые путали Владимира Богомолова с его почти полным тёзкой, но тот — волгоградский писатель — с отчеством Максимович, а я веду речь о Владимире Осиповиче Богомолове. Его роман «Момент истины» выдержал свыше ста переизданий. Вся его проза, в сущности, один том: повести «Иван», «Зося», у которых были и кинематографические версии, несколько небольших рассказов и "Момент истины". Последняя его незаконченная вещь — «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…».

Что до брянских авторов, то тут всё сложнее. Но я бы назвал в первую очередь малоустаревшую книгу Георгия Метельского «Листья дуба». Сейчас появилось много других работ, связанных с краеведением, но тогда, для конца шестидесятых и первой половины семидесятых годов, выход этой книги был событием. Продолжая краеведческую линию, назову книгу Владимира Крашенинникова «История Севска и окрестных мест». Это направление в брянской литературе, можно сказать, на подъёме, и давно. Что до художественных вещей, то я в свою книгу об Овидии Горчакове включил его рассказ «Партизанская мать». На мой взгляд, это один из лучших рассказов, посвящённых подвигу народных мстителей. Конечно, с одной стороны Овидий Горчаков не является уроженцем Брянщины, а с другой — он описал события, имевшие место в Клетнянском лесу, в партизанском отряде прославленного Фёдора Данченкова. У ныне пишущих или только пробующих перо есть все шансы продолжить этот писательский перечень.

Беседовал Владимир ПАНИХИН