Герой Советского Союза Виктор Афанасьев: «Никому не пожелаю увидеть войну из космоса»

— Виктор Михайлович, Вы уже много лет являетесь одной из самых известных личностей на Брянщине, многое и многим известно о Ваших брянских корнях. Но хотелось бы услышать о них из Ваших уст.

— Мои родители из деревни Меркульево, это недалеко от Брянска. Я сам часто бывал летом у бабушки, а появился на свет в Бежице, родители снимали там квартиру. Буквально через несколько месяцев мы переехали в построенный отцом дом в Советском районе. Недалеко был военный аэродром, там, где сейчас территория старого аэропорта. Детство прошло под гул самолётов. Думаю, именно это повлияло на выбор моей профессии… В нашем роду лётчиков, авиаторов не было. Да и военных даже не было. Я горжусь отцом, он почти всю жизнь проработал токарем, мама пекла хлеб — на втором, четвёртом хлебокомбинатах. Они были людьми очень честными, добрыми, но требовательными. Сейчас в родительском доме живёт сестра. Я попросил её не менять его фасад, выходящий на улицу. Единственное — решил перекрыть крышу. Меня из Звёздного городка тянет постоянно в Брянск. Шучу: надоело там — еду на малую родину, надоело здесь — еду в Звёздный.

Учился в 9-й школе, но потом, когда открылась 8-я, перевели туда. За два года учёбы мы с ребятами сдружились. Кстати, 1 февраля собирались на встречу выпускников. Нас остаётся всё меньше, и тем не менее…

— А каким был Ваш путь в авиацию?

— После школы, а в 1966 году выпускались и 10, и 11 классы, конкурсы в военные училища были очень большими. Я поступал в знаменитое Качинское лётное училище, по окончании которого служил военным лётчиком в Группе советских войск в Германии. Была холодная война. Мы летали очень много. Наша профессиональная подготовка была на высоком уровне, что, думаю, сдерживало некоторые горячие головы из стана оппонентов. Потом почти десятилетняя служба лётчиком-испытателем, и после этого пришёл в космонавтику на программу "Буран". К сожалению, эта программа скоро закрылась. Сам "Буран" выполнил в автоматическом режиме лишь один полет в 1988 году — два витка вокруг Земли и посадка. Это был, скажем так, последний технический подвиг советского народа, американцы не смогли этот режим выполнить даже с экипажем на борту.

В 1985 году нам предложили участвовать в реализации программы "Мир — Союз". Мы, трое лётчиков-испытателей, дали согласие. Выполнили разное количество полётов: я — четыре, Гена Монаков — два, а Толя Арцебарский — один. Первый мой полёт был в 1990 году, четвёртый — уже на Международную космическую станцию в 2001-м. Всего за четыре полёта в космосе провёл 555 суток, семь раз выходил в открытый космос — это 38 часов. Уже в первом полёте выходил в открытый космос четыре раза.

— Может, этот вопрос покажется тривиальным, но что это такое — оказаться в космическом пространстве? Что испытывает человек, что испытали Вы лично?

— Чаще всего говорят о страхе. Но со страхом лучше вообще не лететь. И даже в лётчики идти не надо. Инстинкт самосохранения — естественное состояние, а страх — это другое, его надо побеждать заранее. Космос — не очень приветливая среда, возможно всякое. Без трезвого осознания этого, без способности пропустить через себя это "всякое" и победить его, в космонавтике не задерживаются, а точнее туда и не попадают. В первом полете эмоционально нагружен, много поводов для восхищения, но и тревожно было. Из всех четырёх ракетоносителей это был самый неспокойный, из-за тряски были неприятные боковые перегрузки. Четвёртый ракетоноситель оказался самым спокойным, на Земле нас больше раскачивало, чем при подъёме в космос. Когда через восемь минут сорок семь секунд выключается двигатель третьей ступени, наступает состояние невесомости. И приятной эйфории. А в первом полёте к ней добавляется осознание, что твоя мечта исполнилась, ты — в космосе! Земля из космоса невероятно красивая, поэтому потом, после полёта, тебя вновь тянет туда. Но не всё, что ты видишь сверху, красиво. Никому не пожелаю увидеть войну из космоса. Какую увидели мы в 91-м году, когда шла война в Персидском заливе, и в 99-м, когда НАТО бомбило Югославию. После того, как иракские войска ушли из Кувейта, они оставили после себя подожжённые нефтяные скважины, густой чёрный дым от которых окутал Персидский залив и Аравийский полуостров на расстоянии 800—1000 километров. В первом полёте было много разнообразных экспериментов, это была самая насыщенная программа. Во втором присутствие врача предопределяло акцент на медицину, 60 процентов программы было связано с ней. Три из четырёх полётов были в составе международных экипажей.

— Готовясь к беседе, прочитал, что Вы после космической жизни стали руководителем Международной лиги защиты культуры.

— Я уже с 2011 года не являюсь им. Я — почётный Президент Лиги. А попал туда в начале нулевых. Просто защита памятников культуры, самой культуры — это близко мне, моей натуре. Сохраним её, лучшие культурные традиции — будем жить и процветать. Особенно важно сохранить сельские и поселковые Дома культуры. В Брянске пришлось, помнится, побороться за сохранение сквера Проскурина, где хотели сделать подземную автостоянку, а наверху — увеселительное заведение. Молодцы сами жители. Я был своего рода посредником между ними и предпринимателем, который в итоге всё восстановил и даже сделал территорию более благоустроенной. Участвовал я и в других конфликтах по сохранению памятников истории и культуры. Успехов, правда, больших тут добиться очень трудно, многое решают деньги, а они, как правило, на стороне тех, кому памятники не нужны.

— Такой вывод знаком и культурной общественности Брянщины, где, можно сказать, уничтожена усадьба Алексея Константиновича Толстого.

— Ну, это, конечно, возмутительно. Ещё когда там решили сделать дом отдыха, уже было ясно, куда это заведёт. Озадачивает пассивность земляков. Может, им сейчас не до культуры? Когда я учился, мы часто посещали культурные учреждения. До сих пор вспоминаются посещения театра, музеев. В любом городе я прежде всего иду в краеведческий музей.

— Брянщина близка к тому, чтобы "делегировать" в Космос ещё одного своего космонавта. Речь — об Андрее Бабкине. Вы знакомы с ним?

— Конечно, знаком. Я полагал, что Андрей должен был раньше поступить в Отряд космонавтов. Но там у медицины были какие-то вопросы. Андрею немного не везло. Он должен был лететь с нашим рекордсменом Геннадием Ивановичем Падалкой — 5 полётов, 878 суток у него в космосе. Но потом его почему-то сняли, ну и Андрей не полетел. Наконец, сейчас Николай Тихонов — командир и Андрей — бортинженер полетят. На 9 апреля запланирован старт. Он прекрасный специалист, кандидат технических наук. Установит своеобразный рекорд, будет самым возрастным профессиональным космонавтом, который первый раз полетел. До него был 50-летний Михаил Корниенко. А нашему земляку 21 апреля будет 51.

— От космических дел к земным. Каждый свой приезд на малую родину Вы используете для каких-то встреч, мероприятий. Вы по-прежнему в гуще общественно-политической жизни региона. Это и понятно, говорят, космоса и космонавтов вне политики тоже нет. На Ваших глазах у нас сменилось несколько губернаторов…

— Ну да, Юрий Евгеньевич Лодкин провожал меня в первый полёт, встречал после третьего. У нас сложились какие-то личные отношения. А вообще я не скрываю своих коммунистических взглядов. Я не сжёг свой партбилет, считаю, что будущее — за социализмом. Кто-то раньше к нему придёт, кто-то позже. У нас, если эгоистично, по-воровски будет дальше вести себя олигархический капитал — быть бунту. А сумеем его обуздать — будем жить не хуже, чем в тех же Эмиратах, Норвегии. Посмотрите, как в Китае с воровством борются. Нам ни в коем случае нельзя допустить революции. Надо плавно заставить олигархов возвратить наворованное. Возвращаясь к брянским делам, скажу, что и с Николаем Васильевичем Дениным у меня были контакты, мне нравилось, что он если что-то пообещал, то делал. У Лодкина мне не нравилось его желание создать какую-то альтернативную компартию. Мне это было непонятно. Не понимал я его конфликт с Виктором Александровичем Малашенко. Тот его ведь выручал раньше, когда в 1993 году он оказался участником драматического противостояния Ельцина и Верховного Совета. С Александром Васильевичем Богомазом тоже встречался, говорил как-то: смотрите, каждый губернатор оставил после себя какой-то памятник — Лодкин Тютчеву, Николай Васильевич — Хацунь, памятник Юрию Алексеевичу Гагарину, самый красивый, считаю, из тех памятников ему, которые я видел. А сейчас можно было бы установить памятник Героям-лётчикам, воспитанникам Бежицкого аэроклуба. Он ведь воспитал двадцать трёх Героев Советского Союза, только Саратовский аэроклуб дал больше. Но Александр Васильевич ушёл в сторону. Может, у него свои какие-то соображения? Словом, когда к нему обращаешься — неизвестно, пойдёт он на встречу или нет. Поэтому, считаю, бестолку обращаться к нему и по вопросу о планетарии, которого в Брянске, к сожалению, нет.

— Кстати, а что у нас произошло с инициативой создать в Дубровке Аэрокосмический кадетский корпус, почему она не реализована?

— Это была инициатива Алексея Архиповича Леонова, которую поддержал в своё время Николай Васильевич, я был в курсе всего этого. Но потом сменился губернатор, и как-то на собрании ветеранов авиации Александр Васильевич сказал, что кадетского корпуса не будет. Я даже не хотел поднимать эту тему. Мне тут трудно рассуждать, какие были резоны у отказа. У меня тоже, признаться, были сомнения. А вот аэроклуб надо поддержать, я бы на месте Александра Васильевича это сделал в первую очередь. Надо развивать технические виды спорта. Николай Васильевич, кстати, поддерживал, он даже два самолёта подарил.

— Ну а чем наполнено Ваше нынешнее время?

— Я занят, в основном, общественными делами, много встречаюсь, и не только в Брянске, но и в других регионах — Московской, Калужской, Смоленской областях, Краснодарском крае… В Унече у меня друг Иван Иванович Мешков, отличным делом занимается — выращиванием женьшеня, ему бы тоже надо помочь. Поддерживаю любые патриотические начинания.

— В Википедии сказано, что Вы не верите в пребывание американских астронавтов на Луне.

— …как, кстати, и 20 миллионов самих американцев. У меня есть вопросы. Почему ни один из астронавтов не подтвердил это, поклявшись на Библии? Есть и другие доводы. Но что Луна, если у нас ещё земных, околоземных нерешённых проблем немало? Мы до сих пор бессильны, когда надо предсказать, где, когда будут землетрясения, вулканические катаклизмы. А если говорить о лунных экспедициях, то тут американцам могут составить конкуренцию китайцы. Наша пилотируемая космонавтика сейчас отстаёт. У американцев на выходе три корабля, они могут лететь на Луну, а у нас сейчас ничего нет. Кроме того, американцы будут делать всё для того, чтобы туда никто не попал, ведь тогда может вскрыться их обман.

— И вновь спустимся на Землю. Меня интересуют Ваши политические чаяния.

— Я думаю о 2021 годе, когда состоятся выборы в Госдуму. На них надо побеждать левым силам. Без этого мы пойдём прямой дорогой к бунту. Подлинной народной поддержки у Владимира Владимировича Путина, к сожалению, нет. И это плохо. Хотя я Путина поддерживаю — он сохранил единство страны, создав вертикаль власти, разобрался с олигархатом, вернул мелодию советского гимна. Ему нужна поддержка левых сил. Наш народ терпеливый, но не надо обманываться… Вы знаете, сколько в Москве против пенсионной реформы вышло народу? 15 тысяч. Хотя подписалось против 3 миллиона. И сравните с масштабами французского протеста. Вот говорят, русские долго запрягают, но быстро едут. Но эта быстрота и выводит к бунту.

— К бунту выводят многие вещи, прежде всего поведение самой власти, которая хочет, чтобы все видели жизнь такой, какой она видится ей. Такая, судя по всему, и нынешняя брянская власть. Наше издание, что называется, на своей шкуре испытало это.

— Здесь чиновники должны понять, наконец, что если будут продолжать так себя вести, то это может дойти до президента, и тогда получат по шапке. Какими мне видятся правильные взаимоотношения власти и прессы? Пресса должна показывать жизнь полно и правдиво. Если власть чем-то недовольна — немало правовых способов для преодоления конфликта. Но пытаться закрыть газету или куда-то её прогонять — это, считаю, очень некрасиво. Это слабость власти. Как бы там не маскировались, но это слабость. Я как-то во время одного мероприятия в областном краеведческом музее конкретно сказал Александру Михайловичу Коробко про ваш "Комсомолец". Я спросил тогда: «Чего вы боитесь? Боитесь правды, что ли?».

Беседовал Владимир ПАНИХИН