…Но истина дороже

Литературные беседы с Евгением Потуповым

— Евгений Васильевич, тему сегодняшней нашей беседы подсказала реакция ваших литературных коллег на предыдущие публикации, где вы делились своими наблюдениями, в том числе и критическими, об их деятельности. Эта реакция приводит к банальному выводу о повышенном градусе нетерпимости к любому критическому слову, даже вполне обоснованному. Так было всегда или это черта времени — более прагматичного и агрессивного? Всегда ли и со всеми ли местными писателями, литераторами у вас расстраивались отношения из-за критики безнадёжно и бесповоротно? Или история этих отношений знает и иные образцы? Что, на ваш взгляд, лежит в основе чрезмерной обидчивости литераторов и как её можно преодолеть? Или это не лечится?

1. Надо ли приплачивать критикам?

— Вспоминаю свою первую рецензию в 1975 году на сборник стихов тогда уже достаточно известной брянской поэтессы Марины Сергеевны Юницкой «Голубика моя, голубика». Я тогда работал в Брянском телерадиокомитете, там же работала и Марина Сергеевна, подарившая мне только что вышедшую книжку с весьма тёплой надписью. Прочитал её и решил написать рецензию. С нею пришёл в "Брянский комсомолец", где меня встретил сумрачный такой сотрудник по фамилии Иванин, вскоре перешедший во "взрослый" "Брянский рабочий". Он уже был достаточно известный журналист, выпустивший свою первую книжку стихов и сборник «Город вечного огня» о Фокино, откуда были его корни. Он первый прочитал рецензию. Была она в целом доброжелательной, но содержала критические замечания. Притом, что у нас с Мариной Сергеевной в телерадиокомитете сложились хорошие отношения, несмотря на то, что она была старше меня почти на четверть века. Иванин весьма прохладно отнёсся к тому, что я написал, и не только отказался принять работу, но даже выговорил мне: «Вот вы позволяете себе критиковать, а знаете, что Марина Сергеевна — одна из лучших брянских поэтесс?!». Короче говоря, дал понять, что критиковать известных брянских поэтов негоже, да и кто я такой. Это был весьма показательный монолог-выволочка. Я потом показал эту рецензию в "Брянском рабочем" — там занимался литературными вопросами Константин Иванович Миньков, член Союза писателей, человек, мыслящий пошире, могущий позволить и критическое слово о творчестве даже известных брянских персон. Он прочитал ту же мою рецензию и сказал, что готов напечатать её, но есть такая незадача: ранее уже была "заказана" рецензия на книжку Юницкой Николаю Ивановичу Родичеву, писателю-земляку, жившему в Москве, часто бывавшему на Брянщине. «Если он не напишет, то мы вашу работу опубликуем», — сказал Миньков. Через некоторое время, когда я уже служил в армии, получил письмо-сообщение от Минькова: «Рецензия Родичева получена и опубликована. Всего вам доброго!». Ну это как бы присказка к тому, как в своё время относилась брянская литературная братия к каким-то критическим вещам.

Критика в рецензиях встречалась, как правило, в штыки. Таких моментов могу вспомнить немало. Но было и иное. В 1978 году тот же Константин Иванович Миньков опубликовал мою рецензию «В полоске алого рассвета» на книгу избранных стихотворений Ильи Швеца, где я позволил себе несколько критических суждений. Рецензия была в литературной среде встречена с пониманием: Швец воспринимался тогда уже чуть ли не мэтром, критиковать которого, скажем мягко, не приветствовалось. И вот… Словом, реакция была такая: наконец-то сказано то, что надо было сказать давно. Сам Илья Андреевич слегка обиделся на меня, но очень ненадолго. Потом мы общались, я побывал у него дома, он мне читал свою новую поэму "Берёзы", слабую, кстати, поэму, о чём я ему тогда и сказал. Другой брянский поэт Олег Ващенко, автор нескольких сборников, даже посвятил мне, молодому критику, стихотворение. А отношения у меня с ним были своеобразные. В 1978 году он выпустил в "Современнике" свою, кажется, четвёртую книжку «Позёмка», после этого рассчитывал стать членом Союза писателей. А накануне, зная о моём интересе к книгам и поэзии, он говорил, что вот напишешь хорошую рецензию — я подарю том Пастернака из "Библиотеки поэта" с предисловием Андрея Синявского. Это была большущая библиографическая редкость, и понадобилось немало времени, чтобы эта книга появилась в моей библиотеке. Тем не менее, поблагодарив Олега за посвящение в его книжке, я оценил её в "Брянском рабочем" критически. В Союз его не приняли. И отношения наши испортились, увы, навсегда.

Конечно же, автор, который долго ждал выхода своих литературных трудов, тем более в столичном издательстве, желал только похвальбы в свой адрес. Ну а если критик хотел, чтобы его ценили и уважали, всерьёз к нему прислушивались, то он должен был подняться над окололитературной суетой, отринуть функцию этакого угодника и быть неизменно объективным в своих оценках.

Владимир Петрович Парыгин — человек большой доброты и сердечности. Он, по-моему, не написал ни одной критической заметки о работах брянских литераторов. Всячески их поддерживал, всяко им помогал, в том числе и своим пером. Но они же, его коллеги, над ним и потешались, посмеивались: это же Парыгин, что, мол, с него взять, от него не дождёшься правдивости, только похвальба и восторги. Первый сборник стихов «Храм зеленокрылый», который подполковник-отставник Парыгин выпустил к своему пятидесятилетию в 1976 году, именовали зачастую "Хлам зеленокрылый". То есть завоевать какой-то авторитет в этой среде можно лишь когда даются точные и справедливые оценки. Несмотря на все обиды, размолвки. Как говорится, Платон мне друг, но…

Ещё один пример. Брянскую писательскую организацию много лет возглавлял Александр Якушенко. На мой взгляд, это был один из самых слабых брянских стихотворцев. Пытался делать он и журналистскую карьеру, хотя и тут у него не получилось. Из многотиражной газеты "Стальзаводец" его взяли в "Брянский рабочий", но быстро поняли, что журналиста из него не выйдет. Так как он был уже членом партии, ему предложили занять место редактора в Брянском отделении Приокского книжного издательства. Ему дали понять: здесь он не просто издаст сборник своих стихов, а может стать человеком, от которого будет зависеть появление публикаций в коллективных сборниках и, конечно, выход книг брянских авторов. И Якушенко надолго задержался в этой "конторе", естественно, никто не хотел с ним ссориться, потому что многие подолгу ожидали издания своих трудов. В 1983 году, когда подал в отставку уже очень пожилой Владимир Константинович Соколов, возглавлявший Брянскую писательскую организацию с 1967 года, обком провёл на эту должность Якушенко. Тогда-то и проявилось во всей красе такое его качество, как полное нетерпение к любой критике. После выхода коллективного сборника прозы «Взаимность» (1982) я опубликовал в "Брянском комсомольце" рецензию «Легко ли написать рассказ?». И что тут началось!.. Жалобы в обком, звонки редактору… Ещё раньше, в 1979 году, выходит книга «Аккорд» Валентина Давыдовича Динабургского. Я написал критическую статью. Она была напечатана в "Брянском рабочем". Валентин Давыдович пообижался, но опять же — ненадолго. Зато негодовал Якушенко — разумеется, издателям не очень нравилось, когда появлялись критические материалы, это говорило о качестве работы самого издательства. Как, мол, так: Динабургский — член Союза писателей… В середине 80-х годов я опубликовал свои полемические заметки в журнале "В мире книг" (это был орган Госкомиздата СССР) и довольно жёстко покритиковал Якушенко. Заметки назывались «Мысль торопливо жуя…» — это из якушенковской строфы: «Вот он идёт человече, // мысль торопливо жуя. // Вот он, да это же я!». Это всё воспринималось как анекдот, но таких строк у Якушенко было немало. В тех заметках я критиковал не только его, но и других, намного более известных авторов Игоря Жданова, Владимира Цыбина, Марину Кудимову, но только Якушенко так взвился. Вместо того, чтобы пополемизировать со мной на страницах каких-то изданий, он начал строчить жалобы, подключая к этому и брянских литераторов. В обкоме КПСС у меня, беспартийного, по этому поводу состоялась целая беседа с секретарём обкома Погодиным. Разборка закончилась тем, что я показал письмо, полученное незадолго до этого от Николая Матвеевича Грибачёва, где он меня как раз поддержал. И вопросы ко мне тут же были сняты. Якушенко на некоторое время затих, да и времена менялись. Это уже был конец 1985 года. В 1986-м я опубликовал в "Литературной газете" фельетон «Хэх» — тогда у Александра Кирилловича в Приокском издательстве двойным тиражом вышла книга прозы «Высокое напряжение». После этого у нас отношения испортились безнадёжно.

В начале 90-х на брянской литературной сцене появился Юрий Петрович Иванов — кандидат филологических наук, преподаватель Брянского университета. В материалах, и самостоятельных, и подготовленных по моей просьбе (я возглавлял отдел культуры в "Брянских известиях", с 1999 по 2003 годы был главным редактором этой газеты, десять лет, с 2005 года, редактировал "Брянскую учительскую газету"), он критиковал и Людмилу Ашеко за беспомощную пьесу, и Ларису Семенищенкову, главного биографа брянских литераторов, и того же "народного" поэта Владимира Сорочкина… Ну а когда мы опубликовали рецензию орловчанина Петра Родичева, брата Николая Родичева, на сборник стихов Станислава Сенькова «Несбывшееся пророчество повитухи», началась целая серия судебных разбирательств, состоялось около полутора десятка заседаний в Советском райсуде, потом в областном. Вот до чего доходило.

И особая статья — взаимоотношения критиков. В 1993 году вышла первая книжка Парыгина из задуманной, широко проанонсированной "Брянским рабочим" серии "Брянщина литературная". Я попросил прочитать вышедший том и оценить его своим непредвзятым взглядом преподавателя БГУ Николая Антоновича Соболева, кстати, хорошо владевшего пером. Вскоре он позвонил: «Евгений Васильевич, у меня будет второй инфаркт». И добавил, что к серьёзному литературоведению эта книга не имеет отношения и что он будет писать. Вскоре принёс в редакцию большую статью. Когда прочитал её, понял, что этой статьёй наносится сильный удар по Владимиру Петровичу, но мы с тогдашним главным редактором "Брянских известий" Валентином Степановичем Артюхом решили всё же печатать её. Конечно, не для того, чтобы уязвить автора, просто литература, настоящая литература — вещь жёсткая, и если ты хочешь, чтобы на этой ниве что-то выросло путное, надо говорить правду, как бы горька она ни была. После опубликования соболевской статьи со стороны "Брянского рабочего" началась прямо-таки массированная атака. Кто только в ней не участвовал, кто только не отметился в роли защитника — от старейшего брянского поэта Леонида Мирошина до Николая Родичева. Подключили нашего земляка Николая Иванова. У меня все эти публикации, конечно, есть. Говорилось, что «вместе с водой выплеснули ребёнка», что "Брянские известия" — такая-сякая газета, что осквернили выдающееся творение Владимира Петровича, а ведь он задумал издать шесть томов… Вторую книжку, посвящённую Тютчеву, Парыгин делал с тогдашним директором областного краеведческого музея Алексеевым. Её он выпустил в своём издательстве "Подесенье". И вот в 1994 году солидный столичный журнал "Новое литературное обозрение" публикует небольшую рецензию на тот самый второй тютчевский том, и если о труде Алексеева сказано было вполне благожелательно (он составил генеалогическое древо Тютчева), то о парыгинской части я прочитал убийственное: «к литературе это не имеет никакого отношения». Не стал перепечатывать эту рецензию, хотя столичные журналы о брянских авторах писали не часто, а в "Брянском рабочем" была даже рубрика "В центральных журналах и газетах о Брянщине". Потом вышла третья и последняя прижизненная книга из задуманного критиком шеститомника («Реабилитирован посмертно») о репрессированных авторах, где Парыгин приводил выдержки из моих публикаций о Данииле Андрееве. Но ни второй, ни третьей книги он мне уже не подарил… Это тоже говорит о том, что критиков не любят даже их коллеги, которые вроде бы знают цену этому хлебу. Критики выводят тёмные пятна, а объектам их внимания хочется быть белыми и пушистыми. Словом, вредное это занятие — критиковать. Тем, кто работает на этом поприще, надо приплачивать за вредность. Шутка, но в ней есть изрядная доля справедливости.

А ещё нам надо знать меру, чувствовать ответственность за своё слово. Был такой у нас толстовед Григорий Исаевич Стафеев. Определённые заслуги на этой стезе у него, безусловно, были. И вот лет через пять после его смерти тот же Николай Антонович Соболев приносит в редакцию критическую статью на какой-то стафеевский труд о Толстом. Прочитав, я сказал, что публиковать это нельзя. Где, спросил, вы были раньше, когда Стафеев мог ответить вам? Он со мной не согласился, пошёл к Артюху, тот меня поддержал. Тогда Николай Антонович попытался заручиться поддержкой губернатора Лодкина, но и там, по-видимому, не получилось. Кончилось тем, что нашёл понимание у своего бывшего студента Мельникова, редактировавшего в ту пору "Брянский рабочий". Мельников пошёл навстречу своему бывшему наставнику.

А вот пример с другим знаком. Недавно вышло некое издание в твёрдом переплёте помянутой мной Ларисы Семенищенковой. Оно было представлено на выставке "Брянская книга-2018". Я полистал его. Конечно, это бесконечно далеко от литературной критики. Это такая горячечная похвальба в адрес тех, с кем она находится в областной писательской организации.

2. Лечится или не лечится?

Должен сказать, точнее присоединиться ко многим наблюдениям. Суть их: сейчас критика — это "исчезающая натура". Она исчезает со страниц толстых литературных журналов, литературных газетных изданий. Бездна проплаченных текстов. В нынешней критике произошла трансформация: из надзорной, в хорошем смысле, она превратилась в обслуживающую. Но есть исключения. Есть люди, которые дорожат традициями, которые стремятся их развивать. Есть регионы, к которым также можно смело отнести эти слова. Та же Калининградская область. Я целую неделю был там, представлял свои книги о Данииле Андрееве и Евгении Евтушенко. В этом мне поспособствовал большой любитель литературы, руководитель Калининградского отделения Союза российских писателей, поэт и прозаик, известный уже за пределами Калининградской области меценат Борис Бартфельд. Я не ожидал, что моя поездка будет такой насыщенной. Мне на этой земле хотелось побывать ещё и потому, что сейчас работаю над документальной вещью об Овидии Горчакове с условным названием «Я живу средь Клетнянского леса…». Овидий Горчаков, напомню, воскресил героическое Сещинское подполье, по его книге «Вызываем огонь на себя» был снят первый советский телесериал. Он же написал и продолжение — книгу «Лебединая песня», где рассказал об Анне Морозовой, о том, что было с нею после Сещи, о её героической гибели на территории Польши, тогда Восточной Пруссии, куда она была переброшена в составе диверсионно-разведывательной группы "Джек". Горчаков впервые рассказал об этой героине, которая в Калининграде увековечена в прекрасном памятнике. Я давно хотел побывать в местах, где действовали герои-разведчики и где они отдавали свои жизни. И это мне, наконец, удалось. Где бы я не побывал и где бы не выступал (Калининград, Светлогорск, Зеленоградск, Советск, Светлый) — везде встречал неподдельный интерес, горящие глаза. Молодые совсем люди хотят больше знать о героизме наших земляков, о тех, кто сражался на их земле, о той же Ане Морозовой. О ней до поры до времени знали немного, но в 2013 году в калининградском парке Победы был открыт замечательный памятник военным разведчикам. На постаменте рядом с фигурой первого командира группы "Джек" Павла Крылатых — радистка, наша землячка, Герой Советского Союза Аня Морозова.

Возвращаясь к теме, скажу об одном моменте, характеризующем полнокровность калининградского литературного процесса. Здесь выходят два литературно-художественных журнала — "Балтика" и "Берега". Каждый — по четыре номера в год. "Балтика" выходит при финансовой поддержке правительства Калининградской области. К сожалению, я познакомился, правда бегло, с содержанием лишь нескольких номеров и того, и другого. Но бросается в глаза, что при обычной в таких случаях напряжённости в их взаимоотношениях они как бы дополняют друг друга. "Балтика" — это довольно высокопрофессиональное во всех отношениях издание. "Берега" — менее профессиональное, но у него есть своё лицо, свои амбиции. Невольно сравниваешь их с тем, что издаётся у нас, и это сравнение удручает. У нас сегодня журналов нет. Их издание подразумевает строгую периодичность. У нас есть или, точнее, был альманах "Литературный Брянск", он издавался областной писательской организацией по разу в 2008, 2010 и 2015 годах. Увы, почти никакого резонанса появление "Литературного Брянска" не вызывало, соответственно, и серьёзной общественной оценки не было. Так и не понятно, а зачем тратились деньги? С 2011 года Владимиром Владыкиным издаётся альманах "Новый литератор". Вышло восемь номеров. В прошлом году альманах увидел свет в декабре. Выйдет ли в этом году — не знаю. Тут дело в том, что если не выйдет, то издателя могут лишить лицензии. Вся эта грустная ситуация отражает сегодняшнюю литературную атмосферу на Брянщине. У нас глубочайший застой литературной мысли. Критической — тоже. Серьёзная литературная полемика не в чести. Как раз из-за чрезмерной обидчивости, о которой мы говорим.

Понимаете, тут многое зависит прежде всего от человеческих качеств. Некоторые выработали противоядие, которое помогает воспринимать критику нормально. Думаю, чем выше профессионализм, тем адекватнее реакция. Если критика, что называется, по делу, если она при всей полемической заострённости не задевает личных каких-то качеств, то она лишь всем на пользу. Возьмём Евтушенко, которого кто только и как только не критиковал. И тем не менее он был всегда признателен серьёзным критикам. Таким, как Станислав Рассадин, Лев Аннинский — от них ему доставалось ещё как. Другая ситуация, когда критик пытается уязвить автора, ударить побольнее, растереть в порошок — ну как тут оставаться равнодушным?! Помню, когда показал Евтушенко свой опубликованный ответ Лодкину, который в "Лабиринте" оскорбительно наскакивал на него, Ахмадулину, Вознесенского. Он спросил лишь: «Что ему надо?». Что нужно человеку, который пишет про «завывания Беллы Ахмадулиной», о том, что никто не знает ни строки Андрея Вознесенского, что Евтушенко — поэт пошлости? Конечно, всё это с критикой и рядом не находилось. Это потуги человека, так и не состоявшегося в литературе.

Я уже говорил о брянском критике Юрии Иванове, к сожалению, уже ушедшем от нас. Это горько, как бывает всегда, когда теряешь умного и талантливого человека. Стоило ему когда-то написать критическую статью на сборник Сорочкина, и вот уже Сорочкин, который выпускает вместе с Новицким книжку «…А строки продолжают жить», не включает Иванова в список тех творческих личностей, о которых стоит вспоминать. Попутно не включается и Артюх, редактировавший "Брянские известия", в которых была напечатана справедливая статья.

Вот вам и ответ: лечится или не лечится?

Беседовал Владимир ПАНИХИН