О поэтархе Динабургском, литературном генерале Иванове и авторе пьес, которые невозможно читать

Опубликовано: № 8 (667), 23 марта 2018 г.
Тема: Литературные беседы с Е. Потуповым

Евгений Потупов (фото: nowbibl.ru)
Евгений Потупов
(фото: nowbibl.ru)

В прошлом году мы опубликовали интервью с известным брянским литературоведом, автором книги «Небронзовеющий классик»Евгении Евтушенко) Е. Потуповым. Некоторые его высказывания вызвали тогда очень живую реакцию. Их горячо поддерживали, с ними не соглашались, многих они заставили задуматься о роли литературы и литераторов в жизни общества. Прошло какое-то время, и у некоторых наших читателей возник вопрос-предложение: а почему бы к такому знатоку литературы, как Потупов, не обращаться периодически с просьбой прокомментировать те или иные литературные, окололитературные события? Сегодня мы выполняем эту заявку.

— Евгений Васильевич, совсем недавно Брянщина попрощалась с личностью, которую можно назвать глыбой — Валентином Давыдовичем Динабургским. Известно, что его и вас связывали долгие годы тёплых отношений. Кем для вас был Динабургский?

— Я на это печальное событие откликнулся полосным очерком "Поэтарх", опубликованным в "Брянской учительской газете". Хотя в газеты сейчас не пишу. Я вспомнил наше знакомство. Свыше сорока лет нашим отношениям. У меня 25 книг с автографами Валентина Давыдовича. Вспоминается, как я помог получить ему толстовскую премию. Ведь кто её только не получал — и какая-то Беленкова за бесцветный сборник, и близкий к трону певец Каменный… Я входил в состав комиссии по толстовской премии, и Раиса Михайловна Путимцева, работавшая тогда начальником областного управления культуры, после того, как было принято окончательное решение о присуждении Динабургскому премии, на следующий день позвонила мне и сказала, что губернатор Лодкин за это решение её отчихвостил. А потом было своеобразное объяснение с Лодкиным и у меня на втором этаже обладминистрации. Прямо при помощниках он стал выговаривать мне. Я в ответ: человек столько сделал, чтобы воскресить парк, он уже в преклонном возрасте, а его обходят с признанием. Последовал вопрос: «Причём здесь это?». Вообще был очень неприятный разговор.

Честно говоря, были и у Валентина Давыдовича моменты, которые не очень нравились. При том, что отношения были дружескими до конца. Ну, если ты выбросил свой партийный билет — не надо об этом рассказывать, избавился от него — и ладно. Коммунисты в начале 90-х были нехорошими, но Анатолий Фомич Войстроченко для него был хорош, он дал ему квартиру. Ну, были, словом, нюансы. В целом же Динабургский был достойным человеком, старался никому не делать гадостей, жить по-христиански.

Он мне как-то давно сказал: «Женя, ну тебе же придётся обо всех нас писать». Не знаю, обо всех писать вряд ли я буду, пока занят другим делом. У меня в конце марта в Москве выходит новая книга — «Брянские дали Даниила Андреева», 516 страниц. Вот сейчас вычитываю последний третий раз текст.

Здесь я упомянул, что сейчас готовится к изданию и сборник публикаций известного брянского знатока жизни и творчества А.К. Толстого Валерии Захаровой, которые были написаны за все годы, начиная с 80-х годов прошлого века.

— Вот это хорошо, — подхватил Евгений Васильевич. — Когда в брянском литературном мире её никто ещё не знал, а знали её как скромную преподавательницу Брянского технологического института, я опубликовал её статью «Винтовку сняв с гвоздя…». Из-за этого на меня был обижен Трушкин (ещё один толстовед). Хотя я ему говорил: «Миша, ты мне друг, но истина дороже». Она его как раз раскритиковала, его путеводитель, другие его публикации. Захарова была, безусловно, лучшим знатоком Толстого. Эта стезя была ранее исхожена Стафеевым, но она стала копать глубже. Я был хорошо знаком с Дмитрием Жуковым, с 1982 года, и он считался лучшим знатоком, опять же до поры до времени, Алексея Константиновича. У меня есть пять подаренных им книг. А потом уже Валерия Даниловна обрела уверенность… Я понимаю, как ей тяжело, понимаю: то, ради чего она пластается, отдаёт своё небогатое здоровье, к сожалению, превращается в руины, прах. А вот Алексеев Владимир Петрович, краевед наш, он хитрован ещё тот. Он уже лауреат обеих премий — и толстовской, и тютчевской. А на самом деле виляет хвостом и Валерии Даниловне не помогает. Мне ли вам говорить, как все трясутся, боятся сейчас. Даже в ситуациях, когда можно и нужно просто отстаивать научную точку зрения. Я не говорю о том, чтобы критиковать власть. Это не каждому дано. Но он же виляет, чтобы угодить какой-нибудь Мариной (многолетний теневой руководитель брянской культуры — прим. ред.). Трус есть трус — это ужасно. Хотя, объективности ради, он присутствует в моей книге о Данииле Андрееве на двух фотографиях как участник Андреевских чтений. Ну, он был директором музея, в целом знающий человек, он историю знает. Но с другой стороны — трус. Он 17 лет был директором Брянского краеведческого музея. Мне в своё время ещё бывший начальник управления культуры Людмила Петровна Сорокина говорила, что для этой должности он не годится. Была история в 1993 году, я о ней писал в публикации «Ордена на вынос». При директоре Алексееве из краеведческого музея было уворовано несколько полководческих орденов. Их заменили муляжами. В Навле был уворован орден Александра Невского. Всё это постарались замять. В иное время он бы как минимум лишился своей должности.

— Среди литературных событий последнего времени выделяется избрание нашего земляка Николая Иванова председателем правления Союза писателей России. Как вы оцениваете эту фигуру, её появление во главе столь уважаемого творческого органа?

— Могу сказать тут вот что. То, что Николай Иванов стал руководителем российского Союза писателей, свидетельствует об уровне нынешнего литературного "хозяйства", литературного процесса — как угодно. Тут Николая без меры пиарят, расхваливают, тут вот и Сорочкин Володя, руководитель областной писательской организации… Я прочитал его статейку в "Брянском рабочем". Тот же Витя Кирюшин, который делал комсомольскую карьеру и говорил тогда, что ему нужна красная строка в биографии, а теперь там председатель совета по молодёжной поэзии — всё это как-то грустно немного. Но это касается не только наших земляков, это касается многих, кто проходил комсомольскую школу. И Геннадий Серебряков тот же, его давно уже нет. И тот же Юрий Поляков, бывший комсомольский секретарь московской писательской организации, бывший член бюро Краснопресненского райкома, Старченко Николай. Я не против комсомола, у вас тоже газета с этим названием. Но… А те ребята…

Ну и что касается Иванова. Мы познакомились с ним в 1986 году, я уже десять лет печатался в журнале "Советский воин", до сих пор поддерживаю контакты с замечательной его сотрудницей Натальей Николаевной Логиновой, которая и познакомила меня с ним. Говорит: «Женя, вот ваш земляк — Николай Иванов». Он пришёл спецкором в журнал, редактировал дивизионную газету, побывал в Афгане и написал тогда «Грозу над Гиндукушем», которая была опубликована в журнале "Октябрь". Афганская тема была популярной, важной для страны, идеологии и там уже не смотрели, с каким качеством она раскрыта. Главное — повесть была патриотически выдержанной, автора заметили. Потом он стал работать в "Советском воине", я в ту пору уже отходил от этого издания, хотя были хорошие отношения здесь. Но мы вырастаем рано или поздно. А Николай как раз становится главным редактором "Воина" — это когда уже разваливалась страна. Журнал из общественно-политического превратился в литературно-художественный. В 1991 году там что-то случилось, во всяком случае его оттуда попросили, он перешёл в налоговую полицию, стал полковником. Кое-что писал, кое-что печатал, выходили какие-то книжки. Ну, патриотическая такая тема… Ну, естественно, был в рядах тогдашней антиельцинской оппозиции. Потом была история, когда он оказался в Чечне. Поехал по каким-то, не знаю, налоговым ли, делам… "Брянский рабочий" писал, как его спасали из плена. Потом Иванов явился живым и здоровым. У меня есть фотография, где он после своего плена, ну не того плена, в котором были наши солдаты, захваченные чеченскими боевиками. Он после этого написал книгу, которую я не читал. У меня есть только одна подаренная им книжечка. Иногда мы встречались в Москве, наши литературные линии не пересекаются. Не потому, что я к нему плохо отношусь, просто то, что он пишет, мне не очень интересно. Лично мне. Это скорее публицистика, причём, не самого лучшего качества. Помните ответ Ленина на вопрос, как он относится к Маяковскому? Прочитав стихотворение "Прозаседавшиеся", Ильич сказал: «Не знаю, как насчёт поэзии, а насчёт политики всё правильно».

Я прочитал интервью Николая накануне писательского съезда, где он был избран. Ну, не знаю… Там же предложили ещё кандидатуру Сергея Шаргунова. Это молодой, талантливый писатель. Он, как я узнал, является зятем Владимира Ильича Толстого — советника президента по культуре. Он написал очень интересную книгу о Катаеве в серии "ЖЗЛ". Он намного моложе Николая Иванова, но большинство проголосовало за нашего земляка. Там, как я понимаю, решали такие, как наш Сорочкин. Тут он как бы есть, а по большому счёту его нет.

— А может, решало то, что Шаргунов является депутатом Государственной Думы от КПРФ, занимается политикой?

— Хоть он и занимается политикой, но мне эта личность интересна. Если бы все депутаты были, как Сергей Шаргунов… Это же, понимаете, не наша Валентина Миронова или хотя бы какой-нибудь Валуев. Он — человек, безусловно, талантливый, а возвращаясь к Николаю… Помните, лет 7—8 назад брянский театр поставил спектакль по его пьесе или повести? Там что-то о чеченском плене. Ну, какая-то вышла тоска смертная в итоге. Несмотря на то, что он, наверное, сам нашёл спонсора для тогдашнего директора театра Макарова, кажется, спектакль просуществовал на сцене всего сезон, а потом тихо сошёл. Ну, не знаю… Даже Ганичева, предшественника Николая, который более двух десятков лет сиднем просидел в Союзе, не сравнить с его предшественниками — Бондаревым, Михалковым, не говоря о предыдущих фигурах. Формально я в другом Союзе. Но я сам себе союз. Мне союзы, по большому счёту, не нужны.

— Ну а какими вы видите перспективы Союза во главе с Николаем Ивановым?

— Сейчас для того, чтобы сохранить Союз писателей России, нужен менеджер, который сможет организовать каким-то образом ну хоть какое-то, может быть, издательское дело или ещё что-то. Вот посмотрите, на Брянщине тот же Сорочкин напринимал бог знает сколько графоманов, у них есть неплохое помещение, насколько я знаю, за него не платят, разве что только небольшие коммунальные проплаты производятся, на что они получают субсидию. Но, в сущности, всё это очень жалко. И выступления, и эти встречи… В то же время нет ярких, сильных руководителей во многих других местах. Сколько у нас было в недавние годы юбилеев! И девяностолетие Винокурова — кто его вспомнил? И столетие Долматовского, и того же Грибачёва… Если в регионе есть настоящая писательская организация, её деятельность будет видна и слышна. Она будет будировать общественность, как-то проявлять себя, но для этого не надо быть трусом наподобие того же Алексеева — он тоже член Союза писателей. И кроме того надо стремиться к независимости. Порой бываю в Калининграде, там есть такой Борис Бартфельд, человек независимый. Ему не надо собирать народ в каком-нибудь клубе, из которого могут погнать, как у нас это любят делать. У него есть четыре гостевых дома. Но там есть и министерство культуры, которое не в пример нашему ущербному департаменту культуры проводит самые различные фестивали самых различных направлений. Здесь чествуют и Бродского, и Твардовского… В каждом городе там есть свои литературные объединения. Раньше это было и на Брянщине, в Новозыбкове было объединение, Клинцах, Трубчевске… А что сейчас? Дай бог нашему земляку Николаю Иванову удач! Хотя ему сыскать их будет в 62 года непросто. Вот открываю "Литературную газету" за 7 марта, читаю, что «статус писателя в России ниже некуда, потому что держать его в чёрном теле — рыночная стратегия». То есть даже если ты литератор с именем, с большим именем — всё равно непросто выживать. Мой добрый друг Борис Романов, известный поэт, издатель, редактор, выпустил книгу, над которой работал два года — «Поэтесса, или Судьба Евдокии Ростопчиной». И за такой серьёзный труд получил двадцать тысяч рублей аванса и ещё издатель заплатил двадцать пять тысяч по выходе книги. Тяжела, словом, жизнь современных российских писателей. Они работают в нескольких местах, зарабатывают на жизнь. Что касается членов писательского союза, их выручает сдача помещений особняка под различные офисы плюс гранты Минкульта, которые достаются и регионам.

— Вот как раз о региональных наших делах. Чисто случайно, просматривая подшивку журнала "Наш Современник" за прежние годы, нашёл в одном из номеров перечень лауреатов различных премий. В числе этих лауреатов значится и брянская Лариса Семенищенкова, которая преподаёт в Брянском госуниверситете и пишет пьесы…

— Да пьесы её читать просто невозможно!.. Я в своё время попытался её пропиарить Макарову, лет восемь назад. Сказал ему: «Владимир Андреевич, а что ты не хочешь посмотреть повнимательней на пьесу Семенищенковой о Толстом?». А он ответ: «А ты её читал?»«Читать-то я пытался, но…» — «Ну то-то же». Всё, что она пишет там о Толстом, Лескове, Тютчеве — всё это, мягко говоря, несерьёзно. Я не знаю, каким образом она могла оказаться на страницах "Современника". Его главный редактор Станислав Куняев — человек, безусловно, понимающий. С ним у нас была более десяти лет назад беседа, которую он потом включил в свою книгу «Стас уполномочен заявить». Куняев приезжал в Брянск неоднократно, не просто так. Приезжал, чтобы поторговаться с Лодкиным, чтобы тот проплатил 200 тысяч за № 7 2002 года с публикациями брянских авторов. И не потому что они были талантливы и хороши, а просто… Ну, состоялся такой вот торг. Я это прекрасно знаю. Тогда были опубликованы и тот же Сорочкин, и те же Якушенко и Кузькин, и прочие, и прочие. Потом он ездил в Белгород к Савченко, в Кемерово к Тулееву. Старался, короче говоря, спасти журнал как мог.

Если бы, например, тот же самый Володя Сорочкин, который не помнит, что я его первое стихотворение опубликовал в 1977 году, когда ему было шестнадцать лет (другие, кстати, помнят), существовал просто как поэт и возил щебёнку, как он возил в 80-е – начале 90-х годов, то толк из него, как из поэта, был бы больший. А сейчас он превратился в чиновника, который не может рта раскрыть — ему нужно выпрашивать транспорт для поездок на какие-нибудь мероприятия или талоны, чтобы делегацию покормили… Всё это довольно грустно. А самое главное — уровень нашей брянской литературы. Вот они обвешались значками, премиями. Даже Семенищенкова вот. Помню, ту же Ашеко 35 лет назад, когда областную писательскую организацию возглавлял Владимир Константинович Соколов, близко особо не подпускали. А сейчас помимо тютчевской премии она получила и толстовскую. Сорочкин — помимо тютчевской, которую ему дал Лодкин, и толстовскую. Алексеев тоже дважды лауреат. И так далее. Я уже не говорю про всякие там премии имени Андрея Платонова, Бояна, Кирилла Туровского. Когда-то сорок лет назад Андрей Вознесенский написал: «Несуществующие в литературе нас учат жить на свой устав»

Владимир ПАНИХИН

Читайте ещё