Поэтические праздники: от измельчания к обветшанию?

Литературные беседы с Евгением Потуповым

— Евгений Васильевич, давайте сегодня поговорим о поэтических праздниках. Недавно у нас прошёл очередной, посвящённый Алексею Константиновичу Толстому. Вы были участником многих таких мероприятий, вынесли оттуда, соответственно, и многие наблюдения. Поделитесь ими.

— В стране таких праздников проходит немало. Где-то лучше, где-то хуже, а где-то, если можно так сказать, никак. Вы затронули Толстовский праздник. Я с 1977 года посещал его постоянно и, конечно, есть, с чем сравнить и чему попечалиться. Уже доводилось как-то говорить, что на наших литературных праздниках не хватает литературной составляющей. В 70-е, 80-е и даже в 90-е годы им неизменно предшествовали областные литературные семинары. Обсуждались рукописи брянских авторов, причём обсуждение их шло с участием не только известных брянских мастеров слова, но приглашались и гости из Москвы, других городов. Сейчас у нас, по-моему, нет даже афиш, сообщающих о предстоящих торжествах в том же Красном Роге. Все телевизионные сюжеты, как правило, делаются на одну колодку — всё выстраивается вокруг высокопоставленных чиновников, ну и следующего у них в пристёжке руководителя областной писательской организации Сорочкина. А мне, в первую очередь, интересно, как воспринимается толстовское слово. Боюсь, этого не будет ещё долго. К этому ведь надо серьёзно готовиться. Почему бы не провести тот же литературный семинар и на нём не только поговорить о работах молодых авторов, но и о творчестве самого Алексея Константиновича? Есть же блестящие знатоки этого творчества, выходят их труды. В конце концов, вышла недавно очередная книга известной исследовательницы Толстого Валерии Даниловны Захаровой, пару лет назад увидела свет книга столичного исследователя Алексея Фёдорова. Не так давно выходила ещё одна книга в серии "ЖЗЛ" об Алексее Константиновиче. Преобладает же в Красном Роге — самодеятельность. Есть изображения, главным образом комические, Козьмы Пруткова, всякие охотничьи привалы. И это на фоне задрапированных, руинированных остатков усадьбы. Есть поток всяких дежурных банальностей, повторяющихся из года в год. Толстого упорно называют нашим земляком, хотя он родился в Санкт-Петербурге, о чём совершенно справедливо всякий раз напоминает Захарова. Между тем, в Питере не увековечена память об Алексее Константиновиче.

Что касается других литературных праздников, то они, если можно так выразиться, тоже изрядно обветшали. И не только у нас. Я не говорю сейчас о нашем Тюнино в Рогнединском районе, куда не очень удобно добираться. Но вот даже Пушкинский праздник из всесоюзного, всероссийского превратился, по сути, в региональный. Или взять недавний 50-й литературный праздник в блоковском Шахматово. Там я не увидел уже прежнего многолюдья. Но там не было и таких, как у нас, плясок и хороводов, зато выделялась та самая литературная составляющая. Было как бы два состава выступавших — посланники Московской писательской организации Союза писателей России, а ещё — гости по приглашению близких известного краеведа, подвижника, многолетнего организатора праздника Станислава Лесневского, который уже после распада Советского Союза сам заказывал автобус, привозил в Шахматово писателей, поэтов, литературоведов. Среди них — поэты Илья Фаликов, Борис Романов и Сергей Зенкевич, научный редактор евтушенковской антологии Владимир Радзишевский, художник и, кстати, наш земляк Валерий Сергутин, гумилевед Владимир Полушин и многие другие. Были они и в этом году. Плюс сотрудники столичного литературного музея. В Шахматово проходила первая часть праздника, где со сцены читали стихи, было и продолжение его в мемориальном Доме-библиотеке Станислава Лесневского в Тараканово. В итоге литературная часть праздника заняла несколько часов. Можно ли представить так долго выступающих поэтов, писателей, редакторов, музыкантов, художников у нас в Красном Роге? К двум часам здесь уже, как правило, никого нет, все разъехались.

Этим как бы подчёркивается вторичность Толстовского праздника по отношению к Тютчевскому. Его обычно игнорируют и первые лица области. Усадьба Красный Рог кем-то на одном из сайтов признаётся красивейшей. А вот что написала в своей книге «Ветка акации» известный архивист, в своё время автор "Брянской учительской газеты", заслуженный работник культуры из Твери Лариса Михайловна Сорина, которая выросла в селе Сосновое Болото недалеко от Красного Рога: «28 июня 2017 года меня довезли в усадьбу Алексея Константиновича Толстого окружным путём на автомобиле. Был очень жаркий день. Вдвоём с учительницей русского языка и литературы Первомайской средней школы Татьяной Владимировной Пугачёвой мы остановились недалеко от омута, подойти к бывшей купальне Толстого мы не смогли, тропинка заросла борщевиком в три человеческих роста. Сокрушённая запустением в год 200-летнего юбилея любимого русского поэта, прошла через усадебный парк. Я его не узнала, там ничего не осталось. Гостевой флигель был в бедственном состоянии. До праздника "Серебряная лира" оставалось два месяца. Я уезжала душевно подкошенной. А всего лишь несколько лет назад, возвращаясь из усадьбы А.К. Толстого, мы с сестрой в один голос вслед за поэтом с восторгом декламировали:

          Край ты мой, родимый край,

                          Kонский бег на воле,

          В небе крик орлиных стай,

                         Волчий голос в поле!

          Гой ты, родина моя!

                         Гой ты, бор дремучий!

          Свист полночный соловья,

                        Ветер, степь да тучи!».

Думается, совсем не случайно о своих грустных впечатлениях Лариса Сорина говорит в книжке. За эти два года ничего не изменилось в усадьбе. Её постоянные и непостоянные посетители, почитатели Толстого надеялись, что к 200-летию многое там поменяется к лучшему. Увы, увы, увы. Я вспоминаю, как выглядело это место в семидесятые годы, и хотя там было немало несуразностей, но тот же парк в большей степени сохранял черты толстовского времени. Было ощущение, что находишься в старинной русской дворянской усадьбе. Сейчас у меня такого ощущения нет. И то, что кто-то её включает в десятку лучших дворянских усадеб, — это просто нонсенс. Даже когда не было этих громоздких строений, она выглядела более живописно. В 1974 году, когда я впервые туда приехал, увидел флигель, где находился музей со скромными экспонатами. Всё — в цветах, было очень красиво. Не было выстроенной гораздо позже несуразной ограды, не было нынешней огромной сцены для танцоров и певцов… Но более всего тогдашние праздники заманивали книгами, добротной художественной литературой. Сейчас этого и в помине нет, книга исчезла из праздничного обихода, а хорошо бы организовать книжные ряды с продажей русской классики, книг Толстого. Но для этого надо постараться. В конце концов, можно организовать и букинистическую книжную торговлю. Не всё же сводить к чревоугодию и вещам, не имеющим отношения к великой русской культуре.

— А теперь послушайте письмо анонимного автора, пришедшее нам на электронную почту после недавнего Толстовского праздника. Оно как раз в тему: «Наконец-то В. Сорочкин "пришёл на поклон к Толстому" на очередной День поэзии, проведённый 31 августа 2019 г. в разрушенной усадьбе поэта в Красном Роге, прихватив с собой Козьму Пруткова. "Народный поэт", лауреат премий — гумилёвской, тютчевской, толстовской и др., на сей раз разразился двумя четверостишиями. В первом дважды использовал слово-пожелание "пусть", заимствованное из поздравительных открыток ширпотреба, а во втором — три строчки из четырёх начинал со слова "я" (о себе любимом). Судите сами:

     Пусть сегодня преданья веков

     Оживут здесь, в осеннем тепле,

     Пусть смеётся бессмертный Прутков,

     Рядом с нами теряясь в толпе.

     На распутьях российских дорог

     Я раздолием брянским пленён.

     Я пришёл к тебе, Красный Рог!

     Я к Толстому пришёл на поклон.

Однако В. Сорочкин в толпе не затерялся, а выдал публике вирши, используя девиз Козьмы Пруткова: «Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился; убедился, читая других: если они поэты, так и я тоже!..»  И поклонился А.К. Толстому.

     Наконец-то свои строчки

     Посвятил ему Сорочкин!».

— Эти строчки воскресили в памяти экспозицию в нашем исчезнувшем литературном музее, подготовленную в 90-е годы замечательным питерским художником и музееведом Валентином Локотковым и его женой Лаймой. К сожалению, они уже ушли из жизни. То была очень талантливая экспозиция, посвящённая Козьме Пруткову. Всё, нет её, растворилась в небытии. Как будто не были истрачены серьёзные бюджетные средства. Я не знаю, что нынче показывают и рассказывают во время толстовских экскурсий. Да, антикварная мебель, которую закупили к 200-летнему юбилею, стоила немалых средств, но всё это имеет весьма и весьма опосредованное отношение к Алексею Константиновичу. Об этом говорит и Валерия Захарова: атрибутированных и принадлежавших конкретно Толстому предметов в усадьбе практически нет. Это очень печально. В 1994 году мы побывали в усадьбе с Евгением Евтушенко, и тогдашний директор музея Трушкин постарался показать нам принадлежавшие поэту вещи. У меня есть снимок, где Евтушенко сидит, как уверял Трушкин, за толстовским столом, за которым тот писал "Князя Серебряного". Теперь засомневаешься, а действительно тот ли это стол, та ли мебель, которую выдавали столько лет за мебель Толстого? Ну а те стихотворные строчки, что вы прочитали, — это, конечно, полуграфомания, хотя их автор и "народный поэт". Владимир Сорочкин — человек достаточно разумный, чтобы не оценить условность этого "титула". Если бы он употреблялся с некоторым юмором — это было бы понятно. Помните выражение из платоновского «Сокровенного человека»: «Без меня народ неполный»? Любой пишущий человек может сказать «без меня народ неполный», ну а если это всё воспринимается слишком серьёзно, да ещё при этом присовокупляется целая гирлянда премий, то надо уже звать на помощь… того же Козьму Пруткова.

Но давайте теперь немного поговорим о подобных мероприятиях в тютчевском Овстуге. Там идёт более серьёзная подготовка. Масштабность, более внушительная, достигается в основном директивно, хотя особого греха в том нет. Но и этот праздник постигло обмельчание. Последнее время вижу, что там главной фигурой становится нынешний лауреат Тютчевской премии "Русский путь" Андрей Шацков, когда-то чиновник Минкульта, сейчас он выпускает альманах «День поэзии. XXI век», не за свои деньги, понятно. Он, Шацков, и бывшие чиновники МИДа становятся главными поэтами последних тютчевских праздников. Это смешно, и в первую очередь было бы смешно тем гостям, которые приезжали в Овстуг прежде. Вспомним, что после распада Союза продолжал существовать Всероссийский тютчевский комитет. До 1997 года его возглавлял замечательный литературовед, замдиректора Института мировой литературы Евгений Николаевич Лебедев. Он ушёл из жизни в 56 лет, написал книги о Баратынском, Тютчеве, Ломоносове в серии "ЖЗЛ". Так вот, в те, назовём их лебедевскими, времена всё было подчинено имени Тютчева, Тютчеву. Поэты читали его стихи, ну и свои, если их было не стыдно предъявить публике. Сейчас литературные праздники, если можно так сказать, расползлись. Бесконечные ряды съестного, песни, пляски… Но, опять же, нет книжной торговли, которая должна быть в первую очередь. В Брянске ведь не осталось, в сущности, ни одного книжного магазина. От Дома книги — одно название.

— Давайте теперь от классиков, от того, как они почитаются сегодня, обратимся к фигуре, которая внесла куда более скромный вклад в брянскую литературную копилку. Я имею в виду недавно ушедшего из жизни поэта Станислава Сенькова, с которым у вас были, насколько известно, непростые отношения. И всё же…

— У нас с Сеньковым были не просто литературные споры. Дело дошло до суда, и он сам был инициатором этих разборок после опубликования в "Брянских известиях" рецензии толкового орловского поэта Петра Родичева «Несбывшееся пророчество повитухи». Пётр — родной брат некогда известного у нас Николая Родичева. К слову, он не поддерживал отношения со своим братом. Рецензия не понравилась Сенькову, и он… подался в суд. Прошло около полутора десятков заседаний. Ну что теперь говорить об этом… Станислав был непростым человеком. Конфликтовал с руководителями областной писательской организации Посновым, Якушенко, последний, Сорочкин, снял его с писательского учёта. Он пытался создать альтернативную организацию "Союз брянских литераторов". Пытался издавать небольшой журнальчик под названием "Десна". Выходил тот редко, публиковались там авторы, которые, как правило, не находили места в других изданиях.

Теперь можно забыть многое из того, что было, а вспомнить только хорошее. Сеньков был активно печатавшимся автором, у него выходили чуть ли не ежегодно детские книжки большими тиражами на Украине, где он, уроженец Почепского района, по профессии врач-окулист, жил много лет. Я храню некоторые его издания с тёплыми дарственными надписями. Станислав часто приезжал на поэтические праздники. Был заядлым рыбаком, и привозил с собой всегда неизменно сумку с рыбёшкой, что дополняло, так сказать, неформальное литературное общение. Он, смоленский ученик Николая Ивановича Рыленкова, был неизменно участником тюнинских поэтических праздников. Его зычный голос воспринимался привычным "атрибутом" таких мероприятий. Своеобразная была личность. Темпераментная, импульсивная, взрывная. И опять же, ушёл человек из жизни, и затаённая обида на него помешала хотя бы коротко сообщить об этом уходе. Не хотелось бы выступать в роли третейского судьи. Сеньков был небезгрешен, может быть, большая часть вины была за ним, но умер, пусть и бывший, но член писательской организации. В конце концов, его знали на Брянщине, а кто-то, возможно, был и поклонником его творчества. Нехорошо так поступать. Свинством это называется.

Беседовал Владимир ПАНИХИН